Первозданная нетронутость природы вокруг взволновала ее — травы и низкие кустарники, колеблемые ветром, сверкали, как неоновые огни, на темно-свинцовом фоне неба и воды. Рейн скинула сандалии и, все еще в ситцевой юбке и кофточке, в которых ездила в больницу в Хаттерасе, пошлепала по узкой кромке песка вдоль берега.
Она прошла, наверное, около четверти мили, когда упали первые капли дождя. Захваченная картиной стихийных сил природы, она рассеянно размышляла. Но на полпути к дому небо разверзлось, и она помчалась, наклонив голову под секущими струями дождя. Когда она добралась до задней двери, одежда прилипла к телу, а с волос по плечам струилась вода. Она смеялась от распиравшей ее радости.
— А ну-ка, пойди сюда, — приказал Сайлас из-за кухонной двери.
Ее ноги шлепали по линолеуму, и она звонко захохотала, проходя мимо него.
— Ты похож на громовержца, Сайлас. Это все для вечеринки в честь моего выздоровления?
Губы Сайласа растянулись в улыбке, он понял ее плачевное состояние. Он бросил Ларса в самый разгар работы в их мастерской по ремонту электронного оборудования, которой они владели вместе. Ларс отвечал за техническую часть, а Сайлас финансировал и осуществлял административный контроль.
— Я вернулся узнать, не хочешь ли ты куда-нибудь поехать пообедать, а ты пропала, — ворчал он.
Достав полотенце, он пододвинул Рейн ближе к себе, вытирая ее волосы, плечи, руки. Она стояла, не шевелясь, пока он не обхватил ее полотенцем за шею, притянув к себе.
— Я тебя всего намочу, — нерешительно прошептала она. Шум дождя за окном как будто изолировал их от всего мира, и она обреченно подумала, что где-то по дороге домой потеряла свой инстинкт самосохранения.
— А я тебя всю согрею, — прошептал он ей. Она поняла, что он улыбается, еще до того, как улыбка появилась на его губах — нежная, насмешливая улыбка, которая в последнее время куда-то пропала. О Боже, это нечестно! Каким-то образом он сумел сделать так, что она оттаяла, несмотря на кучу причин, которые должны были бы сделать это невозможным.
— Я лучше переоденусь, — пробормотала она, ничего так сильно не желая, как остаться в его объятиях.
— Ты мне и так нравишься. Мне нравится это… — он положил руки на ее груди, и она почувствовала, как быстро начинают твердеть соски под его ладонями, — и это, — он погладил ее уши. Его руки обвились вокруг ее спины и скользнули вниз, на ягодицы. Каждый гулкий удар его сердца передавался через его тонкую рубашку и через влажную ситцевую материю ее блузки.
Она начала дрожать, будто замерзла, но не холод бешено гнал ее кровь, разжигая в ней неведомый огонь.