Не исключено, что даже моложе, думает вдруг Марина. Это твердое тело, горячечное дыхание… Вдруг она чувствует, что румянец ползет у нее по щекам.
– Ох ты, боже мой, – только вздыхает Муза.
Последнее слово остается за ней, но только потому, что Марина понимает – если он больше не позвонит, то бессмысленно отстаивать свое право на позднюю любовь. А вот испортить отношения с сестрой можно очень просто.
Но он позвонил и попросил о встрече.
Так и сказал:
– Могу я просить вас о встрече?
И принес цветы.
Подумать только, мужчина подарил ей цветы!
Правда, букет оказался несколько подвядшим. И вообще выглядел как бывший в употреблении. Но это неважно, совсем неважно. Она, Марина, тоже не первой свежести. Однако еще может свести с ума мужчину!
Милан переночевал у нее, а на следующий день Муза выдвинула ультиматум.
– Знаешь, дорогая моя…
– Ты завидуешь, – радостно перебила ее Марина, почувствовав любимую тему.
– Да ничего подобного. Но я не хочу, чтобы по моему дому шастали неизвестные мне мужики. Смею напомнить, что мы с тобой – две немощные и одинокие старушки, а в доме полно ценных и очень ценных вещей. Мне лично совершенно не улыбается закончить свою жизнь с топором в седой макушке, как старуха-процентщица. Кстати, если твоя память сдала под напором эротического помешательства, то могу напомнить: у старухи-процентщицы была младшая сестра по имени Лизавета, отличавшаяся нестрогим поведением. И ее Раскольников тоже зарубил. Топором. Намек тебе ясен? В общем, или веди себя сообразно своему возрасту и положению, или крути романы с юнцами на своей территории.
– Ты что – меня выгоняешь? – обомлела Марина.
– Не тебя – его.
– Да как ты смеешь?
– Вот и смею. Позволь напомнить, что ты живешь в моем доме. И, уж извини, на мои деньги. Да к тому же твоя дочка приезжает то и дело перехватить тысчонку-другую. Мне не жалко, но я считаю, что имею право голоса.
– Но… Ты же не сможешь жить одна!
– Прекрасно смогу. Найму себе сиделку. Какую-нибудь тихую, приличную девушку из провинции. Деньгопровод, уж извини, тогда перекроется.
Сиделка… Это словечко как-то зацепилось.
Марина разрабатывала свой план не так чтобы уж очень долго. Время-то не ждет. Разумеется, пришлось привлечь и Милана. Тот слегка переменился в лице, когда узнал, что дом принадлежит не Марине, а ее сестре. Но объяснил эту перемену вполне удовлетворительно:
– Не хочется чувствовать себя нежеланным гостем под чужой крышей, моя дорогая.
О, как он тонок и деликатен! Какая у него трепетная душа! Как он смутился, когда Марина изложила ему свои соображения. У Музы есть деньги, есть дом, у Музы слабое здоровье. Ее жизнь заканчивается. По справедливости, дом и деньги должны отойти Марине, ее сестре, которая ей всю жизнь посвятила! Да! Заботилась о ней непрестанно! А Муза, неблагодарная, окончательно спятила и препятствует счастью сестры с ее новообретенным возлюбленным. Грозится лишить наследства, завещать все добришко чужому человеку. Справедливость требует воспрепятствовать такому беззаконию. Но надо по-умному…