Пауэрскорт подумал, что и язык прокламации, и приведенные в ней доводы применимы к любому трудовому спору между работодателем и работником в любой европейской стране. Она, эта прокламация, вполне нашла бы себе понимание среди рабочих и неимущих и в Бирмингеме, и в Болонье, и в Берлине. Похоже, в этом смысле желание Петра Великого европеизировать Россию осуществилось — но не в том смысле, какой сам Петр в это вкладывал, и то, что вышло, вряд ли ему понравилось бы. Занесенная из заграницы антиправительственными памфлетами, провезенная отчаянными революционерами в Россию под подкладкой пальто или в чемоданах с двойным дном, подстрекающая к мятежу европейская зараза проникла в град Петров с той же легкостью, с какой двумя веками раньше привились в нем колонны и пилястры барокко.
— Взгляните, господа! — закричал Михаил. — О Боже, да их там тысячи!
Глядя в бинокль, Пауэрскорт увидел длинную колонну людей во главе со священником в белой рясе, несущим распятие. Его окружали какие-то вроде бы телохранители. Сразу за ним шли два молодых человека, один с портретом царя, другой с большой иконой Богоматери. Далее несли огромный белый транспарант, на котором было написано: «Солдаты, не стреляйте в народ!» Тут к звукам пения присоединился колокольный звон, благословляющий народ на встречу с царем-батюшкой.
— Это, лорд Пауэрскорт, они поют «Боже, царя храни»! — И Михаил, стоя на крыше, сильным приятным тенором подхватил:
Боже, царя храни! Сильный, державный,
Царствуй на славу, на славу нам!
Царствуй на страх врагам, царь православный,
Боже, царя, ца-а-ря храни!
— А ведь это очень похоже и на наш национальный гимн, — заметил Пауэрскорт. — Бог, вера, смерть врагам — все, как полагается.
Де Шассирон смотрел в бинокль на процессию, которая шла за священником. Множество детей. Самых маленьких несли на руках, тех, кто постарше, отцы сажали на плечи, чтобы им лучше было видно. В хвосте толпы, оскальзываясь на льду, шли старики. И у всех у них вид был значительный и целеустремленный, будто они совершают важное дело, идут нога в ногу с судьбой. А Михаил снова тронул его за руку, указывая на другой берег реки. Там показалась еще одна колонна. Двигаясь с Петроградской стороны, она приближалась к Троицкому мосту, который вел прямиком к Дворцовой. А дальше на восток, обойдя Финляндский вокзал, подходила к реке третья колонна, с Выборгской стороны. Интересно, поймал себя на мысли Пауэрскорт, сколько народу прибавится после этого в казематах Петропавловской крепости? Куранты неподалеку прозвонили час дня — таким образом, до сбора на Дворцовой осталось всего шестьдесят коротких минут. Внизу несколько студентов, все с головы до пят в черном, взобравшись на самодельные трибуны, зачитывали демонстрантам из прокламации.