В эти дни он много наблюдал за женой. Примечал радость в ее глазах, когда она смотрела на него, думая, что он этого не видит. Радуется, что я жив, говорил он себе. Любовался грацией, с какой она входила в комнату или пересекала улицу, и чувствовал, что влюблен так же, как на другой день после свадьбы. Когда он сказал ей, что созрел и готов отказаться от своей детективной деятельности, она кинулась ему в объятия и прижалась лицом к его плечу.
— Фрэнсис! — сказала она. — Торжественно обещаю, что никогда больше не заговорю об этом, если ты сам не заговоришь. А теперь давай пойдем куда-нибудь и устроим роскошный праздничный ужин!
Долго потом Пауэрскорту пришлось ломать голову, случайно ли она выбрала для своей «засады» момент, когда он был еще сравнительно слаб. Отреагировал бы он так же, если б был в полной силе? Потому что через некоторое время, когда они вернулись из Позитано и жизнь вошла в привычную колею, обнаружилось, что жизнь как-то потеряла смысл. По утрам он покупал все больше газет, после обеда совершал все более долгие прогулки, но это никоим образом не возмещало утрату жизненной цели. Возможность заняться исследовательской работой или принять сан даже не обсуждалась — это просто не сработало бы. В общем, он затосковал. Утром все неохотней поднимался с постели. Вечерами перебирал со спиртным. Леди Люси и Джонни Фицджеральд созвали чрезвычайное совещание, для конспирации проведя его у свояка Пауэрскорта, Уильяма Берка, известного в лондонском Сити финансиста. Именно Джонни придумал, как им следует поступить.
— Послушайте-ка, леди Люси, Уильям, у меня идея! Прежде всего, вспомните, что произошло со мной самим. Когда мы с Фрэнсисом не занимались каким-нибудь делом, я часто бывал не в себе, творил что-то непотребное и прикладывался к бутылке. А теперь? Скоро выходит моя первая книга о птицах, и в издательстве попросили, чтобы я подготовил еще две. Я не говорю, конечно, что Фрэнсис должен взяться за орнитологические изыскания, наблюдать за чибисами или тиркушками луговыми. Но он такой умный, что может писать книги о… ну, почти что о чем угодно. Например, о самых выдающихся преступлениях, которые он раскрыл, — или нет, так не пойдет, наверно, это вопрос слишком деликатный.
Джонни перевел дыхание и сделал глоток отличного шабли, которым славился винный подвал Берка.
— Знаю! Я знаю, что нам нужно! — продолжил он, в возбуждении подавшись вперед. — Послушайте, как вам это? Помните, когда мы работали над делом Кристофера Монтегю, был там один персонаж, которого арестовали по подозрению в убийстве, и нам пришлось его вытаскивать? Бакли его звали, он был адвокат, Хорас Алоизиус Бакли. Он разъезжал по всей стране, посещая вечерние богослужения в каждом кафедральном соборе, когда Фрэнсис с полицией перехватили его в Дареме… нет, по-моему, все-таки это было в Линкольне. В общем, после того, как его оправдали, на квартире у этого Бакли была устроена вечеринка, и я спросил его, что можно почитать о кафедральных соборах, есть ли вообще какая-нибудь книга, доступная широкому читателю, который мог бы прочесть ее, сидя у себя дома, и неплохо сэкономить на железнодорожных билетах. Он сказал, что нет, такой книги нет. Ну вот, пожалуйста! Френсис становится писателем и пишет историю кафедральных соборов. Ему это понравится. И может быть, один из своих трудов он посвятит мистеру Бакли. Ведь соборы, как птицы, они есть везде — в Англии, Франции, Германии, Италии! Фрэнсису жизни не хватит, чтоб все объехать!