Он снова взглянул на фотографию.
— Умер, говорите? Нет? Пропал? Ну что ж, это тоже неплохо. — И снова потянулся за шампанским.
Наташа отошла. Они, все трое, так всерьез восприняли это свидетельство, что Пауэрскорт попросил ее проверить в лицее, что там с Добрыниным. Она проверила. Да, действительно, такой преподаватель в лицее был, но теперь он в отставке. Живет в самом Царском Селе, неподалеку от Екатерининского дворца, и, если мадемуазель или кому-то из ее знакомых необходим репетитор по математике, он всегда рад услужить.
Они оставили Родерика Мартина в Императорском яхт-клубе. Верней, его фотографию, приколотую к доске объявлений с запиской, сулившей солидное вознаграждение за достоверную информацию о данном господине. Идея посулить вознаграждение принадлежала Шапорову-старшему, отцу Михаила.
Пауэрскорт был очень доволен теми ответами, которые получил из Лондона. Собственно, от сэра Джереми Реддауэя пока ничего не было. От Джонни Фитцджеральда пришло жизнерадостное послание, в котором он выражал живейшее желание снова поработать с дорогим Фрэнсисом. Будет прямо как в Индостане, писал он. Пауэрскорт уже поговорил о приезде Джонни и с послом, и с де Шассироном. Кроме того, он разослал записки, предуведомляя об этом те ведомства, с которыми сотрудничал в России, то есть министерство внутренних дел, министерство иностранных дел и Охранное отделение.
Однако кто превзошел себя по части переписки с охранкой, так это Роузбери. Вообще говоря, с Роузбери как с политиком ладить всегда было непросто: он славился тем, что бывал капризен, раздражителен, переменчив. Сначала рвется на какой-то высокий пост, а потом, получив предложение занять его, неделями мучается — согласиться или нет. Едва получив портфель министра, примется обсуждать возможность отставки. Недоброжелатели поговаривали, что ему доставляет больше удовольствия уйти с должности, чем обычному человеку — вступить в должность. Еще говорили, что болезненно впечатлительный, скорый на обиду и склонный к приступам меланхолии Роузбери еще непредсказуемей и нервозней, чем его скаковые лошади. Однако в этот раз он сослужил другу отличную службу. Интересно, подумал Пауэрскорт, понимал ли он, что пишет не в Форин-офис и не Пауэрскорту, а российской тайной полиции?
Послание Роузбери было адресовано лично министру иностранных дел, а копии отосланы сэру Джереми Реддауэю и Пауэрскорту в британское посольство в России.
«Дорогой господин министр, — писал он, игнорируя правительственные директивы с требованиями не забывать об экономии, пользуясь международным телеграфным сообщением. — Прошу простить меня, вашего предшественника на министерском посту, за то, что беспокою вас в эти трудные времена. Дело состоит в следующем. Я обнаружил, уже в который раз, что моя роль в событиях недавнего прошлого интерпретируется превратно и существует опасность, что положение, занятое мною в щекотливой ситуации, сложившейся несколько недель тому назад, будет истолковано неверно».