— Слушай, скажи такую вещь, как ты думаешь — если к нему попала очень дорогая рабыня, редкость — акома, стоящая очень много денег — он её продаст или оставит себе для своих извращённых развлечений?
— Продаст — ни секунды не сомневаясь ответила Рила — деньги он любит больше, чем баб, и портить такой товар не будет. Ходят слухи, что он давно не состоятелен как мужчина, и вымещает свою злобу на молодых рабынях, которых скупает по дешёвке — заметь — по дешёвке. И ещё — о его жадности ходят легенды — по рассказам прислуги, он может один суп есть неделю, пока тот совсем не прокиснет — ему жалко выбросить, деньги же потрачены! Покупает испорченное мясо и варит из него суп для слуг и рабов, носит одну и ту же тунику по полгода, пока она не начинает расползаться по швам — и это при том, что ему принадлежит один из самых больших дворцов в городе, что в банке у него миллионы монет! Его все ненавидят, и надеются, что он всё-таки когда-нибудь да сдохнет — жир задавит. Но он не дохнет, и всё тут! Было несколько попыток его убить, но у него самая лучшая охрана, которую можно купить за деньги, на неё он денег не жалеет . Охрана не пропустила убийц к нему и близко, лучники расстреливают всё подозрительное ещё издалека, а он мишенью для лучников не становится — когда выходит на открытое место — а это бывает редко, его прикрывают высокими щитами.
— Дааа...— протянул я удручённо — и что, нет никакой возможности к нему подобраться? Значит — только через деньги, да? Ну что же, надо подумать. Пообедать есть чего-нибудь?
— Есть, конечно. Прекрасное жаркое на вертеле — сегодня принесли трёх лесных птиц, кухарка зажарила их со специями, хочешь?
— Конечно хочу — ответил я и поскрёб свою культю. Она ужасно чесалась, похоже шёл процесс восстановления конечности. Папаша Рагун как там? В порядке?
Рила помрачнела:
— Нет. Не совсем — сидит в библиотеке, бормочет, с кем-то якобы разговаривает, песни поёт — в общем — всё, как обычно. Он регулярно, раз в месяц это проделывает — уходит в запой и тогда с ним общаться бесполезно.
— А как же ты с ним поедешь?
— А что, первый раз, что ли? Погрузим его в повозку, а по дороге отлежится и будет опять, как новенький.
— Да как ты его из библиотеки-до достанешь?
— Поймаем — усмехнулась Рила — повяжем и на боковую. В сортир же ему всё равно надо выходить, или попить.
Мы спустились вниз — предварительно Рила перевязала мне руку и сделала такую повязку, что казалось, будто у меня есть кисть руки, просто она поранена.
Рука висела на перевязи — в экстремальной ситуации, по идее, я мог врезать ей как дубинкой — конечно, с меньшей эффективностью, чем здоровой рукой, но всё-таки не беззащитен.