На утро, когда я и мой проводник — хевсур Миха Кераули — садимся на лошадей, выбегает из соседнего дома взволнованная хевсурка и начинает осыпать меня, по-видимому, упреками. Хватает камень и пускает в мою лошадь. Я ничего не понимаю. Что надо ей?
Миха Кераули смущенно молчит. Отъехав и оглянувшись, я увидела, что хевсурка забрала свои вещи из дома и уходит в горы. В пути Кераули признался, что это была его жена, которую смутило, что «руссис кали» уводит куда-то ее мужа. Так это была сцена ревности! Я подарила Кераули для его жены разных безделушек: лент, ниток, душистое мыло.
Он расцвел и заявил, что перед такими подарками его жена не устоит, и они помирятся.
…Ущелье то расширяется, то суживается. Горы становятся все выше и выше. Возле одного селения мы проезжаем мимо «икон» — подобие языческого капища, в углублении которого высечено на камне какое-то изображение. Внутри сложенной из камней часовни котел для варки пива и очаг. У каждого селения имеется своя «икона». Земли икон обрабатываются миром. Собранный урожай идет на пиво, которое варят во время больших праздников с жертвоприношениями. Священников в Хевсуретии заменяет хевис-бери (монах ущелья).
Ближе к селению Аче начинаются большие посевы. Дома в большом селении Аче в 3–4 этажа, прилеплены к скале, при чем крыша первого этажа является двором, террасой для второго. В первом этаже помещается скот, во втором живут люди, в третьем хранится сено.
По ту сторону реки, на склоне горы, виднеется сожженное во время прошлогоднего челокаевского восстания селение Бисо.
Горы Хевсуретии подавляют.
Мы поднимаемся на один из самых трудных перевалов — Датвисджвари (в переводе: медвежий крест). Сбоку высится снежная вершина Чаухи — одна из самых высоких вершин Кавказа. Местами лежит снег, холодно, а всего час-полтора назад мы не знали, куда деваться от палящих лучей солнца.
На наше счастье навстречу нам попадается хевсур с осликом и привязанным к седлу хорошеньким барашком. Хевсур направляется с жертвенным барашком в село Чала к «иконам» на праздник успения богородицы. Он останавливает нас, чтобы по обычаю угостить аракой. Арака противна на вкус и пахнет бурдюком, но, чтобы согреться, я делаю несколько глотков из рога.
На обратном пути мы встретили того же хевсура. Араки в бурдюке уже не было, от хорошенького барашка остались только легкие и сердце, которые он вез домой.
По ту сторону перевала мы всюду встречаем погибшие посевы, побитые морозом. Потом снова едем низом, по берегу реки. Лошадь хевсура не поспевает за нами и то и дело спотыкается. Раза два он перелетает через голову своего коня. Но мой иноходец бесподобен, я не чувствую его под собой.