Позади Котаки занимал столик «волосатый» лет двадцати в ярко-красной рубашке. Усадив женщину на колени, он беспрерывно рассказывал скабрезные анекдоты и первым же громко начинал хохотать. Рядом юноша-японец прижимал к себе распутную девицу, пришедшую в харчевню подработать. Они покачивались в такт музыке, не забывая при этом выпивать и закусывать.
Немые женщины, за редким исключением, обладали красивой внешностью, и это особенно поразило Котаки. Их он насчитал больше десятка. Полиция не могла к ним придраться и отправить в участок как проституток, поскольку они не служили в харчевне, а приходили туда как обычные посетители. Как правило, эти женщины не создавали впечатления опустившихся созданий. Они не теряли форму, несмотря на то что жили в разврате, торгуя собственным телом. И это тоже казалось удивительным. Среди них были такие, что не уступали девушкам из первоклассных баров, а некоторые вполне могли сойти и за девиц из приличных домов.
Котаки быстро научился отличать совсем «пропащих», вроде На-нако, от тех, кто еще старался сохранить форму: первые развлекались с «волосатыми» и неграми, вторые предпочитали иметь дело только с приличными клиентами. Причем последним был присущ некоторый оптимизм, и более низкие заработки не омрачали их настроения. Ко-таки не понимал, как возникло такое деление, но почему-то решил: если к гибели Ёсио имеет отношение немая проститутка, то это одна из тех, кто не общается с «волосатыми».
Однажды Ёсио сказал ему:
— Отец, если я когда-нибудь женюсь, то хотел бы взять в жены калеку.
Вспоминая теперь его слова, Котаки все более укреплялся в мысли о том, что в смерти сына повинна одна из немых женщин. А тогда в разговоре с сыном он возмутился:
— Не говори глупостей! В мире полно мужчин с таким же физическим недостатком, как у тебя. А многие — настоящие калеки, но женились на вполне здоровых женщинах и счастливо живут.
Котаки не выдумывал. За десять лет службы агентом страхового общества он посетил тысячи семей и воочию убедился в этом.
Но Ёсио в ответ лишь мрачно усмехнулся и, что случалось крайне редко, стал ему возражать.
— Отец, мне не хотелось бы чувствовать себя неполноценным с будущей женой.
Эти слова рассердили Котаки — он и сам не понимал почему.
— Ёсио, твой отец десять лет… — начал он, но осекся на полуслове.
Достаточно того, что он сам испытывает комплекс неполноценности, занимаясь ньшешней работой. Он согласился на унизительную должность страхового агента, лишь бы вывести сына в люди. И что такое хромота Ёсио по сравнению с унижением, какое испытывал он, Котаки, обходя презирающих его клиентов? Именно об этом хотел он сказать, но в последний момент сдержался, не желая травмировать и без того ранимого сына…