— Да, все прекрасно.
— Ты никогда не говорила мне про свою сестру. Ты мужественная. Я-то всегда рассказывал тебе о своих проблемах. — Он сердито смотрит на меня. — Почему ты мне ничего не говорила?
Я сажусь рядом и беру его за руки.
— Прости. Я знаю, что обидела тебя. Но это не потому, что я тебе не доверяю. Правда.
Робби внимательно слушает.
— Когда Рейчел умерла, в прессе только об этом и писали. Газетчики буквально преследовали меня и моих родителей. Это было ужасно. — При одном воспоминании мои глаза наполняются слезами, и я отворачиваюсь.
Робби обнимает меня.
— Все в порядке. — Его голос звучит виновато, и я понимаю, что он винит себя в моих слезах. — Ты ничего не обязана мне рассказывать. Все это не имеет значения. Я не понимал… Боже мой, Кэтрин, какой я дурак! Заставил тебя плакать.
Я смотрю на него и вытираю глаза.
— Дело не в тебе, Робби. Я плачу всякий раз, когда вспоминаю то время. Я просто хотела объяснить, почему ничего тебе не рассказала.
— Все в порядке, можешь не рассказывать.
Я отталкиваю его руку и встаю.
— Но я хочу рассказать. Просто слушай и не перебивай. Прошу тебя.
Он послушно кивает.
— Моя настоящая фамилия не Паттерсон, — начинаю я. — Моя настоящая фамилия — Бойделл.
Глаза Робби округляются. Конечно, он слышал про сестер Бойделл.
— Ну вот, ты о нас слышал. По крайней мере знаешь, что о нас писали в газетах.
— Я помню только фамилию. — Он качает головой. — Еще помню, что твоя сестра была очень одаренным человеком, да?
— Да, это правда. Была.
— Господи, Кэтрин. — Робби снова качает головой. — Я не могу поверить…
— Знаю.
— И это была твоя сестра? Боже мой. Я знаю, что случилось. Эти ублюдки убили ее.
— Да. И в газетах только о нас и говорили. Журналисты, так сказать, сделали нас знаменитостями. Нашу семью обсуждали все, кто только мог.
— И что же говорили?
— Все что угодно. Во многих статьях писали, что мама и папа были невероятно честолюбивы в отношении Рейчел. Конечно, так оно и было. Но Рейчел действительно была очень талантлива, почти гениальна. О ней писали и при жизни, но потом, после ее смерти, все эти журналисты стали нашими врагами. Они писали, например, что Рейчел по три или четыре часа в день играла на фортепиано. Она, конечно, много занималась, но в статье это звучало так, как будто мама и папа ее заставляли! Вовсе нет, Рейчел очень любила музыку, она хотела заниматься, она хотела быть самой лучшей. Да, мама и папа были честолюбивы, но они любили Рейчел, любили больше всего на свете. У нас была очень счастливая семья. — Мой голос начинает дрожать, я обхватываю голову руками и стараюсь справиться с собой. — Мы были счастливы.