— Что же тут такого? Это самое обычное имя.
— Нет, дело не в имени. Знаешь, каким счастливым выглядит отец? Как раньше, когда мама еще была жива.
— Но это же прекрасно, Робби. Ты ее видел? Ну и как она?
— Не видел. И ничего не хочу о ней знать.
Я некоторое время молчу.
— Ты считаешь, что твой отец предал маму?
— Ни в коем случае. Мама умерла. И она хотела, чтобы папа был счастлив.
— Так в чем тогда дело? — удивляюсь я. — Почему ты не рад за него, в чем проблема?
— Я ревную. — Голос Робби полон ненависти. — Я знаю, что должен радоваться за него, как он радовался бы за меня. Но я все время думаю о том, что он счастлив, а мое сердце рвется на части из-за Элис. Почему он должен быть счастлив? Он старик. А у меня вся жизнь впереди. Не могу больше смотреть на его довольное лицо.
— О Робби. — Я рада, что он не может видеть улыбки на моем лице.
— Что? Я знаю, что я просто урод. Чем я лучше Элис?
И тут я не могу сдержать смех, рвущийся из моей груди. Я стараюсь успокоиться, но слышу, что Робби тоже смеется. И мы хохочем так, что кровать трясется, мы смеемся, пока у нас не начинают болеть животы и мы уже не можем дышать. Когда мы наконец успокаиваемся, мое лицо все мокрое от слез.
— Что ж, — говорю я, стараясь не засмеяться снова, — не все потеряно, раз ты способен замечать собственные недостатки.
— То есть?
— Ты видишь свои недостатки, значит, ты не так уж плох, и это уже хорошо, — объясняю я.
— Может, ты и права, — задумчиво произносит Робби.
— Может быть.
Мы молчим, и я закрываю глаза.
— Ты хорошая, Кэтрин, — сонно говорит Робби.
— И ты тоже, Робби.
— Если бы я только встретил тебя раньше… До встречи с Элис, — говорит он, берет меня за руку и сжимает. — Мы могли бы… мы могли бы…
Он замолкает.
— Да, — сонно соглашаюсь я. — Я знаю.
19
— Они классные, да? — Филиппа с гордостью смотрит на оркестр брата, отбивая ногой ритм.
— Да, — киваю я и улыбаюсь.
Они действительно отличные музыканты, они здорово, слаженно играют, и их музыка мне очень нравится, но сейчас у меня жутко болит голова, и я хочу домой, в кровать. Филиппа зашла за мной вечером и была так взволнована в ожидании концерта, что я не посмела ее разочаровать. Я надеялась, что головная боль пройдет, но она лишь усилилась. Филиппа позаботилась, чтобы наш столик был ближним к оркестру, и теперь грохот музыки кажется почти невыносимым.
Брат Филиппы Мик играет на ударных. Он очень симпатичный и серьезный — за весь вечер он ни разу не улыбнулся. Он такой же бледный, как и Филиппа, с длинными черными волосами. И всякий раз, когда он бросает взгляд на наш столик, я так и читаю в его глазах невысказанный вопрос — а кто эта странная девушка рядом с его сестрой?