Маша повернулась к зеркалу спиной. Хороший поворот, сексапильный. Нет, и думать нечего. Она стоит таких денег. А значит, надо их получить. Она не идиотка, чтоб знать, где ее ждут сто рублей за раз, и не воспользоваться.
Мать вышла заспанная, не могла рукой найти выключатель в уборной.
- Что голяком стоишь?
- Значит, надо, - сказала Маша.
- Черти тебя носят!
Мать захлопнула за собой дверь в уборной и стукнула крышкой, а Маша подумала, что, когда она накопит денег, она сроду с матерью жить не будет. Еще чего! Она вообще уедет в Прибалтику. Конечно, там русских не любят, но, с другой стороны, она против их
женщин выигрывает. Тут вопросов нет, так что купит на взморье квартиру, а там будет видно… Замуж - не замуж… Когда у нее будут деньги, и разговор пойдет на деньги.
Мать вышла, пришла к ней, смотрит.
- Ну, что выставилась? Окно-то не задернуто…
- Пусть смотрит, кто не спит, - сказала Маша. - Пусть тому повезет.
- У меня фигура смолоду была лучше, - сказала мать.
- Прямо-таки! - возмутилась Маша.
Мать дает! Сняла ночную рубашку и голая стала рядом. Маша брезгливо отодвинулась, она чужую голость терпеть не может.
- Во-первых, я тебя поизящней, - сказала мать, разглядывая себя в зеркале. - На нас посмотришь - ты рожала, а не я.
- У тебя все дряблое, - ответила Маша.
- Дряблое! - заорала мать, согнула руку в локте и стала тыкать им в Машу, а потом вдруг скисла, увяла. - Совести у тебя нет, такое сказать матери. Ты ж вся из моих соков состоишь. В тебе ж моя сила и моя плотность… Сама родишь - тоже станешь дряблая, а тебе твоя дочка хамить будет.
- Во-первых, не рожу, - сказала Маша. - Это надо быть идиоткой, чтоб плодить нищих. А если рожу, то буду следить за собой, не опущусь…
- Ну и черт с тобой!
Мать уходила как-то равнодушно, таща по полу рубашку, и Маша - она человек справедливый - отметила, что у матери ложбинка на спине красивая и задок опрятный, без мясов. Ноги тоже полегче Машиных. Мать сзади просто девчонка - конечно, если не смотреть на химический колтун на голове. Тут матери не повезло совсем. Волосы хуже некуда. Крашеные, травленые, сеченые, жидкие. Даже жалко стало мать.
- Еще ничего, годишься в употребление, - решила подбодрить мать Маша.
Мать замерла, потом повернулась и сказала беззвучно, но четко:
- Сучка…я!
В ней это иногда проявляется, народность происхождения, - матерится до самых черных слов. Маша считает - последнее дело. Сама она - ну, зараза, дурак, ну, на крайний случай, падло - больше ничего не скажет. И не то что запрещает себе. Нет, просто слова эти у нее во рту не появлялись. Маша считала себя этим выше матери. Маша вообще считала себя интеллигенткой.