– Как-то, знаете, – замялся Сикорский, – не очень удобно перед женой. Не хотелось бы ее смущать. Она не любит, когда к нам заходят без предупреждения.
– Мы ее не побеспокоим. Сядем в уголочке, вы мне и покажете.
Купола Вознесеской церкви синели в конце квартала, там же проходила одноименная улица. К годовщине освобождения города от Колчака ее перекрестили в улицу Первого июля.
Через полчаса сидели у Сикорского дома. Жену его звали Ольга Глебовна, это была изможденная блондинка с льняными волосами, нездоровым нервным лицом и руками прачки. По сравнению с ней грудастая питерская аккомпаниаторша казалась образцовой подругой для немолодого интеллигентного мужчины. Чувствовалось, что мысль связать мужу свитер может явиться Ольге Глебовне разве в кошмарном сне. Об игре на рояле и говорить не стоило. Пока она возилась в кухне, выражая свое недовольство явно бессмысленным бряканьем кастрюль и ведер, Свечников, развалясь на диване в гостиной, слушал объяснения хозяина.
– Вот здесь, – сдвинул Сикорский очередную закладку, – я вставил мои мысли о падении Вавилонской башни. Считается, будто строители были наказаны за гордыню, за дерзость, за кощунственное стремление достичь неба и стать вровень с Творцом. Толкование, по-моему, в корне ошибочное, но то, что пишет Печенег-Гайдовский, и вовсе смехотворно. Устами того же Сергея он объявляет, что Бог разрушил Вавилонский столп из страха перед мощью объединенного человечества. Мол, хитрый старикашка действовал по известной стратагеме: разделяй и властвуй. Но помилуйте!
– Тише! Сенечку разбудишь, – заглядывая в комнату, раздраженно сказала Ольга Глебовна.
– Сын? – спросил Свечников.
Сикорский кивнул и заговорил почти шепотом:
– Что это за Бог, если он боится людей? Неужели он обязательно должен натравливать их друг на друга, чтобы они общими силами не свергли его с престола? И что это за положительный герой, который изрекает подобные благоглупости? Сможет ли читатель сопереживать такому герою? Я позволил себе усложнить его характер… Прочтите вот тут, – указал он.
«Сергей бесшумно скользнул прочь от зловещей часовни, – начал читать Свечников, – и быстро зашагал между могилами в ту сторону, где подслеповато желтели в темноте окна ближайших городских лачуг. То, чему он стал свидетелем, было ужасно, сердце сжималось от ненависти к этим извергам, но в то же время на краю сознания неотвязно маячила мысль, которая никогда прежде не приходила ему в голову, а если бы и пришла, немедленно была бы изгнана как еретическая. Через несколько шагов он вдруг с ослепительной ясностью осознал, что Бог, разрушив Вавилонскую башню, сделал это не из страха перед людьми, а