— Сестра Катарина, возвращайся к Элли, — мягко приказал он. — Больной пригляд нужен. Спасибо, что проводила нашу гостью.
Монахиня вышла и робко прикрыла за собою дверь. Когда мышиные шажки стихли, я обернулась к отцу Александру и, набравшись смелости, негромко попросила:
— Расскажите мне историю Себастиана, которая произошла здесь, в приюте, около двадцати лет назад. И… скажите, что тогда случилось с Эллисом. Нет, погодите отказываться, — горячо попросила я, а затем подошла к колченогому стулу у окна и села — ноги меня едва держали. — Дело не в праздном любопытстве. Я помню, что вы говорили, что лучше узнавать что-либо об Эллисе от самого Эллиса, но я же вижу, что он не хочет об этом вспоминать. Он мне все расскажет, — голос у меня сел. — Если только я попрошу… Но это будет жестоко. И еще. То, что происходит сейчас, исчезновения детей… С Себастианом тогда было то же самое, да? И виновен оказался художник…
— Учитель, — мрачно поправил меня отец Александр. — Мы нанимали его как учителя. Точнее, дали ему кров и занятие, когда этот человек постучался в двери храма и попросил приютить его ненадолго. Верно, вам уже что-то известно, дочь моя… И, Небеса свидетели, я не рассказал бы ни слова больше, если б не видел, как Эллиса сейчас пожирает гнев бессилия. Пожалуй, вы смогли бы повлиять на этого дурного мальчишку, уж коли он забыл дорогу к нашему храму, да и у меня больше не просит совета… Я говорю с вами сейчас только поэтому, — он отвел взгляд и растерянно стащил тяжелые очки с носа. — Но, дочь моя, настоятельно прошу вас не упоминать нигде об этой истории.
— Разумеется, — я сложила руки на коленях, как примерная воспитанница пансиона святой Генриетты, пытаясь унять беспокойство.
Священник поднялся, прошелся по комнатке, на ходу поддергивая одеяние, затем заложил руки за спину и, не оборачиваясь, заговорил.
— Это случилось около двадцати лет назад, как вы уже знаете. Хотя на самом деле история началась на два года раньше, когда в храм обратился мужчина средних лет и самой скромной наружности. Звали его мистер Блэр. Он утверждал, что был учителем искусств в школе для мальчиков в Истхейме до тех пор, пока там не случился пожар. У мистера Блэра даже нашлось рекомендательное письмо от директора той школы — и я, что уж греха таить, тогда еще человек наивный и глупый, поверил. Эх, дураком был… — покаянно вздохнул отец Александр. — Мистер Блэр рассказал, что в том ужасном пожаре потерял свою жену, четверых любимых учеников из класса и якобы все время винил себя в этом. Своих детей у него не было, поэтому он решил отправиться в Бромли и посвятить свою жизнь преподаванию в каком-нибудь приюте. Бесплатно, за стол и кров. А у нас, дело ясное, учителей не хватает. Всегда сами справлялись — кто арифметике детишек учит, кто чтению, ну, и Писание, конечно изучаем. А вот настоящего учителя рисования, литературы или музыки тут отродясь не водилось. И потому мистера Блэра я принял с распростертыми объятьями, даже помог в городе комнатушку найти ему, раз уж он не захотел в приюте жить. И поначалу все шло — лучше не придумаешь…