Да что с ним такое, раздраженно подумал Гумилев. «Не смею настаивать!» Когда это всесильный глава ГУАП позволял себе эти интеллигентские сопли?
— Вот что, — сказал он, игнорируя насмешливый взгляд Марго. — Давайте лучше я к вам подъеду. Завтра вечером, после семи. Вы где живете?
— Архангельский переулок, дом восемь. Приезжайте, Андрей Львович, буду рад вас видеть.
Генерал отключился.
— Поедешь? — спросила Марго.
Андрей пожал плечами.
— Поеду. А куда деваться? Судя по голосу, старик совсем сдал.
— Ты знаешь, сколько ему лет?
— За шестьдесят, думаю. Никогда не спрашивал.
— Семьдесят один. Всем бы так выглядеть в его годы.
Гумилев криво усмехнулся. Ему тридцать восемь, а чувствует он себя глубоким стариком. Да и выглядит, несмотря на все старания визажистов и имиджмейкеров, на все пятьдесят.
— Завтра я вернусь поздно, — сказал он, сворачивая с неприятной темы. — Попроси Риту приготовить что-нибудь легкое. Рыбу в белом вине, например.
— Думаешь, генерал тебя не накормит?
Андрей предпочел промолчать. Он не знал, имеет ли Свиридов привычку угощать своих гостей ужином. Но объяснять это девушке ему не хотелось.
— Хорошо. — Она приняла его молчание за недовольство. — Рыбу так рыбу. А насчет салата пожелания будут?
Генерал стоял в коридоре, высокий и костлявый — раньше он не был таким худым, машинально отметил Гумилев, — и бритый череп его поблескивал в красноватом свете настенных ламп. Лампы — два бронзовых сфинкса, держащие в лапах факелы из рубинового стекла, — висели над большими зеркалами, расположенными друг напротив друга по обоим сторонам коридора.
— Хорошо, что пришел, Андрей Львович. — Свиридов протянул гостю руку. Рука, к облегчению Гумилева, была все такой же большой и сильной — хоть это еще осталось от прежнего генерала.
— Вот тапочки, — сказал бывший глава ГУАП извиняющимся тоном. — Туфли можно сюда поставить.
Гумилев поставил, усмехнувшись про себя: когда генерал приходил к нему домой, он не утруждал себя такими мелкими хлопотами.
— Я живу один, Андрей Львович. — Свиридов махнул рукой в глубь коридора. — Пойдем в гостиную, там разговаривать удобнее.
Видимо, к генералу приходила домработница, потому что чистота в квартире царила идеальная — ни единой пылинки на полированной мебели красного дерева, ни пятнышка на дубовом паркете. У каждой вещи — свое место, все выверено, расчислено чуть ли не с математической точностью. Может быть, именно из-за этого квартира производила тяжелое впечатление музея.
В гостиной стояли большой круглый стол и четыре массивных дубовых стула, расположенных строго симметрично. В углу высились большие напольные часы со стеклянной, расписанной цветами и павлинами дверцей. У стены — антикварного вида горка с синим мейсенским фарфором и двумя китайскими вазами, производившими впечатление очень древних.