Под утро холодало, небо отсвечивало молочным стеклом. Ноги — так, по крайней мере, казалось — ступали теперь легче; конец смены приближался, и хотелось забыть, как сильно мы устали. Прожектор тоже уставал: он занавешивался дневным светом и бледнел. Над нашим ненастоящим военным кладбищем расстилался теперь голубой воздух, равномерно накрывая все ряды, все камни. И в этом ощущалась затаенная справедливость — единственная, какая здесь может быть.
Хорошо шлакоблокам, а у наших мертвых — ни рядов, ни камней. Лучше об этом не думать, иначе в последующие дни и ночи мы не сумеем ни приплясывать, ни балансировать. Стоит только задуматься о чем-то подобном, и будет много брака, на наши спины посыплются удары.
Флакон легковерный и флакон скептичный
Это было время «мешков с костями», время извечного капустного супа. Капуста утром, когда встаешь, и капуста вечером, после плаца. КАПУСТА — так по-русски называется овощ, но в русском капустном супе чаще всего вообще никаких овощей не было. В отрыве от русского языка и в отрыве от супа слово «капуста» включает в себя две вещи, ничем, кроме этого слова, между собой не связанные. КАП означает у румын «голова», ПУСТА — венгерская «низменность». Однако думаешь это на немецком, а лагерь все равно русский, как и капустный суп. Подобной бессмыслицей ты хочешь себя перехитрить. Однако слово КАПУСТА, даже если оно разделено, не пригодно как голодное слово. Голодные слова являются своего рода географической картой, только вместо названий стран в голову проникают наименования разных блюд: свадебный суп, котлеты, ребрышки, свиная ножка, заячье жаркое, печеночные фрикадельки, окорок косули, заяц с кисло-сладкой подливой и так далее.
Всякое голодное слово — это съедобное слово: у тебя перед глазами возникает образ еды и на нёбе — ее вкус. Голодные слова, они же съедобные, питают фантазию. Они едят сами себя, и им вкусно. Так, конечно, не насытишься, но хоть поприсутствуешь рядом с едой. У всякого, кто постоянно голоден, собственные предпочтения, свои съедобные слова, употребляемые редко, или часто, или беспрестанно. Самые вкусные слова у каждого разные. Впрочем, «лебеда», подобно «капусте», не годится как съедобное слово, потому что ее едят на самом деле. Приходится есть.
При голоде слепота и зрячесть, надо полагать, одно и то же: слепой голод наилучшим образом видит еду. Как в самом голоде имеется тайное и явное, так и голодные слова бывают немыми и озвученными. Эти голодные — а значит, съедобные — слова всегда овладевают разговором, ну а ты тем не менее остаешься один. Каждый сам ест свои слова. Прочие сотрапезники поступают так же. Твоя сопричастность голоду другого человека равна нулю, разделить чужой голод тебе не удастся. Капустный суп — основа лагерной еды; и, как правило, этот суп лишал тело плоти, а голову — разума. И Ангел голода носился вокруг в истерике. Он терял всякую меру: за день прибавлял в росте настолько, насколько прибавлялось травы за все лето и снегу за всю зиму. Настолько, наверное, вырастает за всю жизнь высокое дерево с заостренным силуэтом. Мне чудилось, что Ангел голода не только рос, но и множился. Он обеспечивал каждому лагернику его собственную — индивидуальную — муку, хотя все мы тут были на одно лицо. В триединстве кожи, костей и дистрофической воды не отличить мужчину от женщины и половые различия стираются. Правда, люди продолжают говорить ОН и ОНА, как говорят «тот барак» или «эта расческа». Подобно этим предметам, полумертвые от голода существа не относятся ни к мужскому роду, ни к женскому; они как объекты объективно-нейтральны — и, возможно, их следует отнести к вещам.