— О, это такой чудесный жучок. Самый удивительный на свете. Он летает и светится ночью, как раскаленный уголек. Или как маленький летающий фонарик.
— Тогда согласна. Только живите у нас.
Она выскользнула из моих рук и побежала по дорожке.
— Играть ей не с кем, — будто извиняясь передо мной, сказал Нагорный, и по взгляду, которым он проводил дочку, мне стало ясно, что он ее очень любит. — Целый день за солдатами бегает. На мальчишку больше похожа. А малышей больше нет.
Света уже отбежала далеко от нас, неожиданно обернулась, сложила ладошки рупором и протяжно крикнула:
— А у нас мама опять ушла!
Едва приметная тень пробежала по лицу Нагорного, но это длилось всего лишь мгновение.
Я забрал свой рюкзак и пошел вслед за Нагорным.
С левой стороны тропинки, по которой мы шли, вскоре показался огород. Среди грядок капусты, огурцов, лука и других овощей я увидел высокого стройного человека в полосатой пижаме. Он был широкоплеч и крепкогруд. Закатанные выше локтей рукава открывали мускулистые загорелые руки. По виду этот человек был хорошим физкультурником. Он аппетитно хрустел только что сорванным огурцом. Рядом с ним стояла беленькая женщина в китайском халате и чему-то улыбалась жизнерадостной и в то же время наивной улыбкой.
Я услышал часть их разговора.
— Ты сорвал мой огурец, — нарочито обиженным тоном сказала женщина. Щеки ее разгорелись, точно их подожгли.
— Самый обыкновенный огурец, — хрипловатым баском откликнулся мужчина. — Ничего особенного.
— Ничего особенного! — возмущенно повторила она его слова. — А еще говоришь, что у каждого художника зоркие глаза. Огурец был такой свежий. Как новорожденный. Весь в пупырышках. И капельки росы на нем ледяные, прямо рот обжигают. И как ты мог съесть его! Он сам просился в натюрморт.
Я не расслышал, что он ответил ей, а видел только, что мужчина взял ее за плечи. Их лиц уже не было видно, но мне показалось, что они поцеловались.
Когда мы проходили мимо них, женщина, заметив нас, приветливо кивнула нам головой. Мужчина в знак приветствия поднял мощную руку кверху и слегка потряс ею. Нагорный отдал честь и ничего не сказал.
— Кто это? — спросил я Нагорного, когда мы были уже далеко.
— Мой заместитель. Лейтенант Колосков. С женой, — коротко ответил он и, подумав, добавил: — Молодые. Резвятся.
— Вы не одобряете такую резвость?
— Нет, почему же… — уклончиво ответил Нагорный, и мне показалось, что он произнес эти слова с сожалением.
Тропинка вывела нас на песчаную дорогу.
— Дело не в этом, — вдруг сказал Нагорный. — На заставе — и в пижаме.
— А что, нельзя? Даже в свободное время?