В ответ раздался громкий шлепок.
— Дурачок, меня теперь никто любить не будет, — взвизгнула девушка и вдруг спохватилась: — Тише, скаженный, гостя разбудим. Спит, как на курорте.
— Какого еще гостя?
— Да ты что, не видел? Не старый еще, а в очках. И гимнастерка как у тебя, солдатская. Климов.
— Климова знаю, — почему-то невесело сказал Костя.
— Еще бы тебе не знать. Он же видел, как ты вместо нарушителя сам себя поймал.
— Уже разузнала? — едва слышно спросил Костя.
— Я все всегда знаю! — с гордостью похвалилась девушка.
— Ты бы лучше Евдокимову глазки не строила! — вдруг зло сказал Костя.
— А вот и неправда, — возмутилась девушка. — Я его и не видела вовсе. Если кому и сострою глазки, — добавила она уже игриво, — так только тебе. Иди сюда поближе. Ты меня боишься, что ли?
Казалось, не добавляй она этого «что ли», и что-то особенно приятное и озорное исчезло бы в ее разговоре.
Я еще не видел девушку, но был почти уверен, что это одна из тех веселых, общительных и беззаботных резвушек, о которых, встретив раз, думаешь, что знаком с ними с давних пор. Костя, очевидно, послушался ее, подошел, и в тот же миг я увидел, как куст зашатался, словно подхваченный бурей, зашумели листья и целый хоровод капель так и брызнул с них в разные стороны. Костя отчаянно вскрикнул, и сейчас же за окном, словно вихрь, промелькнул цветастый сарафанчик.
— Я тебе это припомню! — крикнул Костя.
Через минуту все стихло.
Мне стало легко и весело, наверное, потому, что разбудили меня молодые жизнерадостные голоса, что можно еще застать восход солнца. Огорчало лишь то, что Нагорный не выполнил своего обещания взять меня на границу.
Я вскочил с постели и принялся делать зарядку. В ту же минуту едва слышно скрипнула дверь и в комнату проскользнула совсем еще юная девушка.
Она была худенькая и гибкая, как прутик лозы. Кругленькое лицо ее так и искрилось любопытством. Она еще не успела со мной поздороваться, не успела извиниться за такое бесцеремонное вторжение, а уже улыбалась той лукавой и таинственной улыбкой, какая бывает у людей, которые загадали загадку и рады, что ее никто не отгадал. Она слегка прикусила белыми, как сметана, зубами маленькую припухлую губу, дошла на цыпочках почти до середины комнаты и невольно попятилась назад.
— Ой, извините! — воскликнула она. — Я думала, что и вы, и Аркадий Сергеевич еще спите.
В ее голосе я не уловил чувства застенчивости или стыдливости, скорее, в нем слышалась шаловливая веселость.
— Как видите, мы уже на ногах, — сказал я, радуясь тому, что еще до ее прихода успел натянуть на себя пижамные штаны. — А вы кто такая?