И все же червь предвкушения все еще рос у него внутри: до Фрипорта оставалось всего тринадцать миль. Сейчас они вошли в Понтервилл, и зрители почти не различали их в густом тумане, но все равно после Льюистона Гаррати периодически слышал свое имя, выкрикиваемое толпой. Как будто гигантское сердце, пульсируя, выталкивало его.
Фрипорт, Джен, думал он.
— Гаррати? — Знакомый голос, но воспоминание размылось. Это Макврайс. Его лицо — заросший щетиной череп. Глаза блестят лихорадочным блеском. — Доброе утро, — прохрипел Макврайс. — Мы дожили до нового дня.
— Да, Макврайс. Сколько сошло за ночь?
— Шестеро. — Макврайс извлек из своего пояса банку ветчины, раскрыл ее и принялся пальцами засовывать в рот куски. — После Барковича шестеро. — Он сунул банку обратно. Его пальцы по-стариковски дрожали. — Пирсон тоже.
— Правда?
— Да, Гаррати. Нас осталось не так много. Всего двадцать шесть.
— Не много.
Идти сквозь туман — все равно что идти сквозь невесомое облако пыли.
— Нас тоже не много. Мушкетеров. Ты, я, Бейкер, Абрахам. Колли Паркер. И Стеббинс. Если тебе будет угодно причислить к нам Стеббинса. А почему нет? Черт, почему нет? Давай, Гаррати, будем считать и Стеббинса. Шесть мушкетеров и двадцать оруженосцев.
— Ты по-прежнему думаешь, что я выиграю?
— Здесь всегда весной такой туман по утрам?
— Как тебя понимать?
— Нет, я не думаю, что ты выиграешь. Рей, победит Стеббинс. Его ничто не доконает, он твердый как алмаз. Говорят, теперь, когда не стало Скрамма, Стеббинс котируется в Вегасе девять к одному. Да что там, он же выглядит почти так же, как в самом начале.
Гаррати кивнул, как будто ожидая это услышать. Он отыскал тюбик говяжьего концентрата и начал есть. Он не поменял бы этот концентрат даже на непрожаренный гамбургер. Впрочем, непрожаренные гамбургеры у Макврайса давно кончились.
Макврайс негромко шмыгнул и вытер нос рукой.
— Тебе это не кажется странным? Снова топтать родную землю после трех суток пути?
Червь предвкушения шевельнулся внутри, и Гаррати ответил:
— Нет. Мне это представляется самой естественной вещью на свете.
Они преодолевали долгий спуск, и Макврайс всматривался в белую пустоту.
— Туман усиливается.
— Это не туман, — возразил Гаррати. — Это уже дождь.
Дождь слегка моросил, и казалось, что он не намерен прекращаться очень долго.
— Где Бейкер?
— Где-то сзади, — ответил Макврайс.
Не говоря ни слова — слова сделались почти ненужными, — Гаррати стал отставать. Дорога шла мимо черного здания неработающего государственного универмага; в витрине стоял плакат с надписью МАЙ — МЕСЯЦ СЕКСА.