Он быстро поцеловал Гаррати и отошел.
Гаррати посмотрел ему вслед. Он не знал, что ему думать про Макврайса.
К трем сорока пяти небо расчистилось, и на западе, там, где за золотыми краями облаков пряталось солнце, появилась радуга. Косые лучи предвечернего солнца расцветили недавно вспаханные поля, и борозды, проложенные поперек склонов холмов, казались глубокими и черными. Тихий шум мотора автофургона почти убаюкивал. Гаррати уронил голову на грудь и погрузился в полудрему на ходу. Где-то впереди — Фрипорт. Но не сегодня и не завтра. Очень много шагов. Долго еще идти. И он чувствовал, что у него накопилось слишком много вопросов и слишком мало ответов. Вся Прогулка представилась ему как один большой смутный вопросительный знак. Он сказал себе, что такая штука должна быть исполнена глубокого смысла. Несомненно, так оно и есть. У такой штуки должен найтись ответ на любой вопрос; только бы ноги не сбились с ритма. И если только ему удастся…
Он ступил в лужу и окончательно проснулся. Пирсон недоуменно взглянул на него и поправил очки.
— Знаешь того пацана, который споткнулся и ободрал коленку, когда мы переходили железнодорожный переезд?
— Да. Зак, по-моему.
— Ага. Я сейчас услышал, что у него все еще течет кровь.
— Эй, маньяк, далеко еще до Карибу? — спросил его кто-то. Гаррати обернулся. Это был Баркович. Он затолкал свою желтую шляпу в задний карман, и она нагло похлопывала его по заднице.
— А я-то откуда знаю?
— Ты же вроде здесь живешь?
— Осталось миль семнадцать, — проинформировал его Макврайс. — А теперь иди, малыш, и займись своими делами.
Лицо Барковича приняло обиженное выражение, и он отошел.
— Претендент на билет, — заметил Гаррати.
— Нечего принимать его близко к сердцу, — отрезал Макврайс. — Подумай лучше о том, как втоптать его в землю.
— Есть, тренер.
Макврайс похлопал Гаррати по плечу:
— Ты победишь, друг.
— Мне кажется, мы идем вечно. Правда?
— Да.
Гаррати облизнул губы. Ему хотелось выразить свою мысль, но он не находил слов.
— Ты когда-нибудь слышал, что у тонущего человека проходит перед глазами вся жизнь?
— По-моему, где-то читал. Или в кино кто-то об этом говорил.
— А тебе не приходило в голову, что такое может случиться с нами? Во время Прогулки?
Макврайс нарочито вздрогнул.
— Господи, надеюсь, такого не будет.
Гаррати помолчал, затем заговорил снова:
— А тебе не кажется… нет, ничего. К черту.
— Нет, продолжай. Что мне не кажется?
— Тебе не кажется, что на этой дороге мы проведем весь остаток жизни? Вот что я хотел сказать. Ту часть жизни, которая оставалась бы у нас, если бы мы… не… Ну, ты понял.