Но он не слишком горевал от того, что целый год вынужден был просидеть без дела. Втайне он скорее даже гордился этим.
Люди, живущие в одно и то же время, на самом деле часто переживают разные эпохи, и подчас им трудно понять друг друга. Бывают моменты, когда это особенно остро чувствуется. Именно такой момент переживал сейчас Кохияма.
— А вы знаете Кёити Тэраду из Института фармакологии Гоко? — спросил он.
— Тэраду?.. Позволь, позволь… — Сомэя задумался.
— По его словам, они с Убукатой однокашники, вместе учились в университете в Маньчжурии.
— Ты как будто задался целью вызвать духов сороковых годов, — усмехнулся Сомэя. Он снял очки, близорукие глаза часто замигали. Такая у него была привычка, когда он задумывался или старался что-либо вспомнить. — Подожди! Был у нас в Сибири, в Чите, солдат по фамилии Тэрада. Однажды утром его неожиданно вызвали к начальству, и больше он не вернулся. Позднее я слышал, что был он офицером медицинской службы, подозревался как военный преступник, а в лагере скрывался под видом рядового солдата.
— А в чём конкретно его подозревали?
— Не помню. Впрочем, имя у того было другое: не Кёити, а Киёси. Возможно, это совсем не тот, о ком ты спрашиваешь. Тот был человек мрачный, неразговорчивый… увлекался поэзией. Родом он был из Маэбаси и особенно почитал он своего земляка поэта Хагивару. Вечно бормотал его стихи. Фамилия Тэрада не такая уж редкая, наверное, именно поэтому я хорошо её запомнил.
На другой день Кохияма встретился с Тэрадой возле станции электрички «Парк Инокасира»
— Так, значит, в Сибири, в Чите… — с места в карьер начал Кохияма.
У Тэрады от удивления поползли кверху брови.
Осеннее солнце уже клонилось к закату, и его лучи ярко освещали побелённые стены маленького вокзальчика, полосатые красно-синие тенты лавок, телефонные будки. Но эстакаде прогромыхала электричка. Тэрада медленно шагал впереди, словно следуя за своей собственной тенью.
— …Говорят, что вы там часто читали стихи Хагивары?
— Я и сейчас кое-что помню из его стихов, — спокойно ответил уже вполне овладевший собой Тэрада. — Вот, например:
По надземной дороге поезд бежит
Мысли за ним устремляются вслед.
Но остывшее сердце молчит,
Пусто на сердце, в нём отзвука нет.
— Недурно, — с иронической улыбкой заметил Кохияма.
— Или вот ещё:
Осень. Перекрёсток сверкает в закатных лучах.
Экипажи катят по мостовой…
Я в шумной толпе, но кажется мне.
Что я уже мёртвый, что я не живой.
Позвольте, — перебил его Кохияма, — но ведь того Тэраду, кажется, звали иначе. Его имя было Киёси…
Кохияме представился Тэрада в сибирском лагере военнопленных. Вот он стоит на заснеженной земле у колючей проволоки и бормочет стихи, возможно, в них он изливал свою тоску по родине.