На экране возникла быстро растущая метка: прямо по курсу «Бистяры» совершал сложные эволюции один из крупных кораблей, принадлежащих захватчикам.
— А вот теперь, — Варфоломей ощерился, как почуявший грабителя сторожевой пес, — а вот тепе-е-е-е-ерь я хочу малость поразмяться. Так, для общего тонуса…
— Платина, — предостерегающе процедила Агата, — у нас люди на борту.
— Не говори под руку, — буркнул он, — лучше пристегнись покрепче. И ты, дядя Кондрат. Будет весело. Пассажирам — приготовиться к принятию нагрузки!
Руки Кондового словно взбесились. На Агату навалилась тяжесть, стало трудно дышать, казалось, что вся кровь устремилась куда-то вниз и назад. Стремительно приближавшийся корабль противника — заложивший крутой вираж Платина заходил к нему со стороны кормы — занял весь экран, отчетливо стали видны дюзы. И строго по центру этих дюз возникло тройное перекрестие прицела.
— Еще чуть-чуть, — ласково прохрипел Варфоломей, — еще самую капелюшечку… х-ха!
Дюзы вражеского корабля вспухли гнойным нарывом. Нарыв помедлил, как будто не был уверен, что ему делать дальше, — и лопнул. «Sunset Beast» швырнуло вниз (желудок Агаты требовательно толкнулся в горло), потом в сторону, потом перегрузка стала совсем уж невыносимой. Выжатая ею одинокая слеза, казалось, вот-вот продавит щеку насквозь, справа придушенно сипел что-то нецензурное Кондрат, и тут по глазам ударила вспышка открывшегося гейта, и все закончилось.
— Ползла бы ты спать, Агата, — буднично предложил Платина.
Выход из туннеля вблизи Заката оказался весьма впечатляющим. Варфоломей не смог бы объяснить даже самому себе, за каким чертом он не вышел из режима невидимости даже в гипере и почему выбрал точку за солнцем, да еще и на самом краю системы. А вот захотелось ему так. Левая пятка зачесалась. Но практика показала, что зачесалась она очень правильно и очень вовремя. Потому что на околопланетной орбите было тесно, как в магазине дамского белья в день распродажи. Довелось Кондовому такое видеть на Марсе, и слава Богу, что только один раз. Слабонервным он себя вполне справедливо не считал, но всему есть предел.
Сходство еще больше усиливалось тем фактом, что знакомые уже корабли («Лестиане, Они называют себя лестианами», — пробурчал вернувшийся в рубку Десница.) толпились, толкались и шумели со страшной силой. Правда, в отличие от покупательниц лифчиков и чулок, пробиться к заветной «витрине» — собственно планете — не удавалось никому. Закат вообще выгодно отличался от Волги в плане способности противостоять агрессору.