Мощный удар ртутной капли выбил лучемет из рук Роберта. Он остановился, подобрал оружие и снова побежал. Однако подобраться к люку ему не удалось, потому что вокруг толпились властители. Одни отпихивали друг друга, ругались и взывали к Лосу. Другие молили Уризена о пощаде и выкрикивали имя давно умершей матери.
На миг Вольфа охватила паника, и ему захотелось расчистить себе дорогу лучеметом. Именно так и поступил бы любой из них, за исключением разве что Луваха. Палуба стала пастью смерти, и в счет шли доли секунды.
Застрявший в люке человек наконец протиснулся внутрь, остальные ногами и руками пробивали себе путь к спасению.
Вольф нырнул в люк, как в воду. Что-то чиркнуло по его брюкам, опалив икры ног. Летящие брызги просвистели над головой, горячая ртуть впилась в затылок. Он кубарем скатился по ступеням короткой лестницы, выронил лучемет и, приземлившись на руки, перекувырнулся, чтобы ослабить силу удара. Роберт поднялся и обнаружил рядом Паламаброна, который начинал спускаться по второй лестнице. Испугавшись, что его опередят, Паламаброн закричал и, заспешив, сорвался вниз. Вольф заглянул в шахту лестничной клетки и увидел его в куче упавших властителей. Все кричали и проклинали друг друга. Однако никто не пострадал.
В другое время Роберт бы от души посмеялся. Но теперь приходилось думать о себе, и он начал выскабливать из волос мелкие шарики горячей ртути. Вольф осмотрел ноги и, убедившись, что капли только задели его, спустился по лестнице к братьям. Он понимал, что сейчас лучше всего находиться в самом низу. Если этот тяжелый и неторопливый ливень разрушит верхнюю палубу, раскаленная ртутная дробь пробьет большие газовые пузыри — и тогда обитателям абуты конец.
В полумраке у трапа возле круглого отсека Вольфа встретила Вала. Она смеялась, и ее смех не казался истерическим. Роберт знал, что, будь здесь достаточно света, он увидел бы в ее глазах блеск радости и счастья.
— Я рад, что ты находишь это забавным, — сказал он. Его с ног до головы покрывала кровь ничиддоров, которую постепенно смывал обильный пот. Тело сотрясал озноб. — Ты всегда казалась мне странной, Вала. Даже ребенком тебе нравилось дразнить нас и разыгрывать грубые шутки. А став женщиной, ты испытывала наслаждение не от любви, а от вида крови и страданий других людей.
— Да, я настоящий отпрыск властителей, — ответила она. — Я дочь своего отца. И могу добавить — сестра своего брата. Ты ничем не отличался от меня, дорогой Ядавин, пока не превратился в сентиментального человеколюбивого Вольфа, дегенерата-полуземлянина. — Она подошла к нему и, понизив голос, сказала: — У меня давно не было мужчины, Ядавин. А ты не касался женщины с тех пор, как прошел через врата. Я же знаю, что ты еще тот самец и начинаешь скрипеть зубами, если хоть раз в сутки не переспишь с женщиной. Может быть, отложишь столь очевидную ненависть ко мне, которую я, кстати, не понимаю, и немного прогуляешься со мной? Здесь сотни укромных мест, где тепло, темно и уютно… где нам никто не помешает. Ты видишь, я почти забыла о своей гордости и прошу тебя об этом.