– Ты чего мне дамочку смущаешь? – подал голос Димыч. – Уставилась на нее, как солдат на вошь, и смотрит. Раньше надо было приходить, насмотрелась бы вволю. А я бы заодно реакцию ее посмотрел. А то сидит вся такая неприступная.
– А кто это?
– Жена Кузнецова. Вернее, теперь уже вдова. Или все же жена, только бывшая? Как ее назвать, если они в разводе, а его убили?
– Гражданка Кузнецова, – подсказала я.
– Можно и так, – легко согласился он.
– Что рассказывает гражданка Кузнецова?
– Ничего интересного. С мужем развелись почти шесть лет назад. Виделись редко. Алиментов он не платил, с дочкой почти не виделся. Проблемами бывшей семьи не интересовался. И семье тоже был до фонаря. Ничего эта Ольга – так гражданку Кузнецову зовут – про убитого толком не знает. Ни круга общения, ни последних событий. Она вообще замуж выходит за американца, ей Кузнецов теперь совсем неинтересен.
– Слушай, а не могла она его убить?
– Ничего нельзя исключать. Хотя, мотивов у нее на первый взгляд нет. Не из-за алиментов же. Будем копать, – пообещал он, поднимаясь. – Ты чего сидишь, кстати? Поехали в дрессировочный центр.
Дрессировочный центр оказался, вопреки ожиданиям, крохотным одноэтажным домиком, спрятанным среди деревьев, недалеко от той самой площадки, на которой и убили Юрия Кузнецова. В комнатке, куда нас пригласили, было тесно от разнокалиберных стульев и уютно от развешанных по стенам фотографий. Большинство были черно-белыми, порядком выцветшими, и от этого особенно трогательными. В углу были горой свалены дрессировочные костюмы старого, «телогреечного» образца. Пара новых – красно-синий и желто-зеленый – ярких и нарядных, как карнавальные, висели на гвоздях, вбитых в стену.
Пахло, как на лыжной базе: старым деревом, чайной заваркой и немножко пылью.
Руководитель центра, Петр Алексеевич Давыдов, оказался совершенно свойским дядькой. Велел нам снять мокрые куртки и повесить их рядом с обогревателем, а сам стал хлопотать «насчет чайку». Был он таким же уютным и незамысловатым, как и комната. Высокий, крупный, лет шестидесяти. Непривычно крепкий и бодрый для своего возраста. Разглядывая предъявленное Димычем удостоверение, надел очки – тоже основательно, не торопясь. И чай заваривал сейчас тоже не торопясь. Ополоснул большой фарфоровый чайник кипятком, отмерил ложкой заварку. Налил ровно половину чайника, потом, подержав его немного под крышкой, долил еще кипятка. Мы следили за этими манипуляциями заворожено.
– Это у нас целый ритуал, как чай заваривать, – заметил наше внимание Петр Алексеевич. – Кто-то придумал много лет назад, и прижилось. Теперь только так и делаем. А почему, сами не знаем. Традиция.