Постояв минуты две, он осторожно углубился в лес. Сил почти не было, кружилась голова. Набрел на какое-то озерцо, жадно пил и никак не мог напиться, пока живот не стал, как барабан. Когда он оторвался и вода устоялась, увидел в ней худое, скуластое, заросшее лицо с провалившимися глазами и торчащие из разорванных рукавов мослы. С усилием поднялся и, пошатываясь, побрел вдоль озера. В голове было одно: следовать только на север. Нежданно-негаданно увидел гнездо с маленькими в крапинку яйцами. Не стал раздумывать, свежие ли они, загреб рукой и сразу все сунул в рот. Проглотил со скорлупой, и ему тут же показалось, что сил прибавилось. Обогнул озеро и снова поплелся строго на север. Вскоре его опять стошнило, и вместе со рвотой ушли силы. Спотыкаясь, он прошел еще несколько шагов и вздрогнул от крика:
— Стой! Руки вверх.
Он попытался поднять руки, но не смог. Никого не видя и теряя сознание, он, как ему показалось, крикнул: «Братцы». На самом же деле это слово только прошептал и тут же свалился наземь.
Роман каждый вечер выходил за ворота, приглядывался, знакомился с размалеванными девахами — откуда только они набрались, стервы! Он ждал то, во что и сам мало верил. Но все же ждал! Всегда надо чего-то ждать, на что-то надеяться, в противном случае жизнь теряет всякий смысл. Так прошло десять дней. Успокаивал себя: может, Грише еще не удалось уйти из отряда Вербицкого, может, не нашел еще партизан, а может… от этой мысли он весь холодел, может, Гриша и рассказал все партизанам, но те приняли его за провокатора? И все равно он ходил, ждал. И однажды вечером, когда совсем было разуверился, подойдя к воротам, за которыми уже собирались парочки, он вдруг увидел стоявшую в одиночестве, прислонившуюся к сосне девчонку в синей косынке с букетиком полевых цветов в левой руке. Что это, случайность, совпадение? Сперва его что-то вроде бы толкнуло к ней, но он удержался, подошел чуток поближе и стал закуривать, пристально вглядываясь. Заходящее солнце светило в ее сторону. Суровая. Не так, чтобы стишком молода, но и не так, чтобы слишком перезрелая, как раз на переломе девичьего возраста. Глаза их встретились. Некоторое время она строго глядела на него, затем ткнула личико в букетик и тоненьким тоскующим голоском запела: «Выходила на берег Катюша, выходила на берег пустой». Запела и, отвернувшись, неспешно пошла вдоль проволочной изгороди. Выбросив папиросу и расправив под ремнем гимнастерку, Роман догнал, игриво спросил:
— Скучаете, красавица?
— А вам какое дело?
— Представьте, я тоже скучаю. Давайте вместе развлечемся, разгоним тоску-печаль.