- Я так редко говорила, что люблю его, - шептала она на груди подруги, - может быть, вообще не говорила.
Потеря Клемана стала для Готель колоссальной, какой потери она себе никогда и не предполагала. "Я прожила рядом с ним более тринадцати лет, - скажет она много позже, - но мне кажется, что я его пропустила"; поскольку до самого конца она была уверена, что их общение и брак были временным спасением, чем-то не настоящим, компромиссом, а та жизнь - неудавшаяся, с Раймундом - она была настоящей. Но стоило Клеману исчезнуть, всё стало неважно. Как впрочем, и её вечное внутреннее противостояние с Раймундом - её отчаянное сопротивление действительности. Даже когда она узнала, что Раймунд, через пять или шесть лет, откупился от Альфонсо и Прованса за тридцать тысяч и даже признал себя вассалом Алиеноры; ничего из этого больше не имело смысла и не приносило ей никакого удовлетворения. Жизнь Готель также не двигалась назад, и что-то менять уже было поздно, и оттого потеря Клемана становилась еще более невосполнимой. Она стала невосполнимой потерей следующих десяти лет, которые по сути своей оказались вычеркнутыми, и осталось лишь ожидание конца. Долгое, наказательное. Как однажды она призналась на исповеди Морису: "Эти десять лет стали для меня немым адом, за все мои грехи".
- Во мне верность, - прочитала Констанция эпитафию с камня.
- Я решила, что он достоин этих слов больше, чем я, - призналась Готель на могиле своего покойного мужа.
Они вышли с кладбища к Сене, и пошли неторопливым шагом к центральному острову. Готель хромала на больную ногу и порой останавливалась перевести дыхание. На её прежде черных волосах, за последние десять лет, появились редкие проседи.
- Мы не были близки, как это говорится, - пошла она дальше, - скорее, я не была. Я помню, однажды спросила его, желает ли он детей, и, знаете, он ответил, что также сильно, как и я. И я спросила, почему же он никогда не говорил об этом, о возможности завести ребенка на стороне; я бы не была против. Но он сказал, что эта общая неразрешимость делала его ближе ко мне.
Констанция вертела в руках сорванный цветок и послушно следовала за своей подругой.
- Простите, - сказала Готель, - я столько говорю о себе, что мне самой неловко.
- Не извиняйтесь, мне нравиться вас слушать. К тому же, стоит мне вернуться, не слышно никого, лишь графа да Филиппа. Зайдемте во дворец, - вдруг предложила графиня, - я познакомлю вас с молодой королевой.
Париж блестел под голубым небом, режущей его натрое рекой, а мосты через неё были забиты людьми и телегами, и город бурлил, создавая с этим потоком единый ансамбль движения и жизни.