- Едва ли, - улыбнулась Готель.
Определенно, покойную аббатису нельзя было познать полностью, ибо это был океан. Но будучи той сестрой Элоизой, какой Готель всё же посчастливилось её знать, она оказалась не менее чем краеугольным камнем её духовного становления, а в относительно недавнем прошлом, и "Меккой", куда стоило вернуться ради исцеления души.
Аббатство не изменилось. Здесь был тот же воздух с запахом леса, сырого камня и ладана, который обволакивал ум и не оставлял возможности думать ни о чем, кроме как о высоком. И если бы кто-то сейчас захотел увидеть ту прежнюю Готель, страждущую и мечущуюся от внутреннего смятения, найти и узнать её без труда, то для такого охотника это было бы весьма сложно. Её лицо не отличалось от других марсельским загаром или страстными морщинами, несмотря уже на почтенный возраст; нельзя было разглядеть её пышных волос, убранных под грубой рясой. Но было еще одно изменение, которое произвело на Готель впечатление божественной благодарности за, возможно, её избрание праведного пути, а именно - её некогда преследующая боль в ноге, которая с возрастом так и не возвращалась. Что, впрочем, наводило Готель на мысль, что воссоздав свои двадцать лет, когда травмы еще не было, с переменою судьбы она просто её избежала, а не доживала до её усугубления, как то было в Лионе.
Так или иначе, она была благодарна Богу за всякое, даже самое малое вмешательство в её судьбу. И вряд ли кто другой в Паркле более чем она, имеющая на руках столько тому подтверждений, проповедовал увереннее и тверже. Даже если она не знала до конца природу своего цветка, она точно знала, кто дарует его свет.
- Я слышала, вы хотите покинуть нас, матушка, - сказала другая послушница на чтениях.
- Бог дарует нам жизнь в миру, - ответила Готель, закрывая книгу.
Да и к тому же, она не для отпущения грехов провела последние тридцать лет в доме Божьем, а ради очищения ума и духа, дабы в следующей жизни она могла наполнить Его светом не только свое тело, но и сердце.
Готель изменилась. И вместо судорожного трепета над своим не детородным телом, она расчищала скамейку от снега и внимала Писанию, где каждая строка открывалась ей с новой стороны. Теперь она знала что означает: "Нельзя принять жизнь вечную, не обретя покой". Она постигла это откровение, как и другие; и она была готова отправиться дальше, лишь только бы сошел снег.
На сей раз она добиралась не пешком, а церковной повозкой до Труа, а оттуда, оплатив экипаж, отправилась в Лион; и подъезжая к городу, Готель, на всякий случай, накинула капюшон и спустилась с экипажа не ранее чем возле собора. Меньше всего ей сейчас хотелось по другую сторону Соны столкнуться с Николь, которая теперь пришлась бы ей ровесницей.