- Я хочу передать саду Ля Мервей цветок, используя который монахи аббатства смогут вернуть королеве молодость и силы. Взамен же, я попрошу их величество отдать мне своего следующего ребенка.
- Попросите что? - вежливо улыбнулся аббат.
- Святой отец, я несколько старше, чем выгляжу, и знаю, что никогда не смогу иметь детей. И это единственная причина, по которой я готова вернуть Белéну[9] свой источник, навсегда отказавшись от сего дара, - заключила Готель.
Отец Жан старательно всматривался в лицо девушки, ожидая, что вот-вот наступит мгновение, и по её лицу пробежит след какого-либо другого объяснения этой, похоже, шутки. Но ничего подобного не происходило. Немое лицо Готель не наводило на монаха никаких других мыслей, кроме зажимающего сердце внутреннего трепета.
- Полагаю, мне необходимо встретиться с советом Ордена, - пересохшим голосом произнес аббат.
"Ну, вот и всё", - подумала Готель и добавила:
- Если вы решите мне помочь, святой отец, я передам вашим монахам карту с местонахождением цветка через Дени Дю Мулена в парижском соборе. А пока, я бы хотела вернуться в Дюке, где меня ждут.
- Вам лучше остаться здесь, до следующего прилива, - ответил отец Жан, и распорядился о свободной келье для своей гостьи.
Вода действительно отступила и снова начала прибывать лишь к рассвету. В той же лодке, а потом и экипаже, с теми же попутчиками Готель вернулась в Дюке.
- Вы в порядке? - спрашивал Эмерик.
- Да, - кивала Готель.
- А ваше дело, оно…
- Да, - поторопилась ответить она, - похоже, всё хорошо.
- Я очень переживал за вас сегодня, - заговорил он, - прошлой ночью здесь прошли всадники, и я боялся, не попали ли вы там в беду.
- Их было много?
- Всего несколько человек, но двигались они быстро. Так что полагаю, они уже на полпути к Парижу.
Что ж, тетива было пущена, и обратной дороги не было. Огромный механизм привел в действие все свои колесики и оси, и вытащить оттуда хоть что-то, означало бы катастрофу, смерть в которой стала бы лучшим для Готель исходом.
Но она не собиралась ни слабеть, ни сдаваться. Напротив, Готель была полна решимости довести всё своё великое путешествие до логического конца и обменять свою бесконечную жизнь на другую, новую. Она даже предположила, что, возможно, сакральной тайной цветка, которую она, с момента его обретения, никак не могла постичь, был вопрос свыше - хочет ли она ребенка больше жизни? Возможно, в этом был его смысл, смысл его света, света дающего жизнь. И тогда открывалось, что эволюцию делает не один человек и ни его мысль, или её бесконечное совершенствование, а рождение и дарование миру новой жизни и мысли. И пусть в этом не великий смысл, но нравственность.