На другой день торговля на ярмарке шла вяло. О вчерашнем происшествии никто и словом не обмолвился — опасались длинных ушей. Около полудня на ярмарке появился Атласов со всем своим окружением. Медленно обходил он столы, изредка покупая что-нибудь. У Петра он выпил ковш вина, вино похвалил.
— Правда ль, хлеб у тебя родится? — неожиданно спросил он.
— Правда, — подтвердил Петр. — Прошлой осенью шесть пудов жита снял! Нынче побольше ожидаю.
— Добро. Я и государю говорил, что на Камчатке хлеб родиться может. Урожай твой в радость мне. Как снимешь жито, пудика три на мою долю выделишь.
— Выделю, — вздохнул Петр.
— А вздыхать нечего. Ужель вы все скопом своего голову не прокормите? Небось за вино дюже собольков урвал?
— Да какое там! — заприбеднялся Петр. — Платил кое-кто соболями, да попорченые они.
— Зайду как-нибудь взглянуть, так ли они попорчены, — насмешливо пообещал Атласов, отходя от стола.
Петр с бессильной яростью глядел ему в спину.
— Ну как? — спросил Иван. — Дождался?
— Помолчи-ка лучше, пророк! — озлился Петр. — Спишь, а не торгуешь. Переливаешь всем подряд.
Неожиданно навстречу Атласову вышел Беляев. Все лицо у казака было в кровоподтеках, нос и губы опухли — страшно взглянуть.
— Эй, люди! — закричал он. — Прячь товары! Вор идет!
— Это где ж это вор? — заоглядывался Атласов, недобро усмехаясь. — Покажи ты мне, Беляй, этого вора — я с него семь шкур спущу.
— А прямо передо мной вор и стоит! — сказал Беляев, с ненавистью глядя в глаза своему недругу.
— Да тут, кроме меня, никого и нет, — продолжал скоморошничать Атласов. — Уж не я ли этот вор? Ну-ка скажи, Беляй, не меня ль ты вором обзываешь? Я прямо весь трясусь от страха.
— Да не трясись, Атлас. Это не про тебя. Это я про того, кто украл казачье жалованье, — сдерживая ярость, столь же насмешливо заговорил служилый. — На тебе вроде и шапка не горит. Аль, может, от подкладки горячо? Волосы-то не трещат? Дай я тебе водички плесну, чтоб мозги не обварились!
Насмешки Атласов не вынес. Услышав, как по ярмарке покатился смех, он побледнел и, выхватив из ножен саблю, обрушил ее сплеча на голову Беляева.
Звенящая, до рези в ушах, тишина сковала толпу. Тело Беляева тяжело рухнуло на землю, и вокруг его головы поплыла лужа крови.
Белыми, слепыми глазами обвел Атласов толпу.
— Ну, кто еще назовет меня вором?
Тишина продолжала давить толпу. Атласов со свистом бросил саблю в ножны и покинул ярмарку.
Когда Беляева унесли, Иван поспешил разыскать Анцыферова. Найти его в толпе было нетрудно, он возвышался над всеми на целую голову. Отведя десятника в сторону, Иван зашептал: