— Что ж вы медлите? — спросил Данилка. — Чем скорее вы натянете на себя все это обмундирование, тем лучше. Вполне возможно, что за нами уже следят. Они сумели расставить своих людей везде.
Данилка не мог отказать себе в удовольствии попугать офицеров. Поручик проворчал в ответ, что не так-то просто было достать подходящую одежду: вчера, в поисках этой рвани облазили всю деревню. А Шабельский нехотя уволок баул снова в угол и, быстро скинув с себя офицерскую форму, облачился в просторный пиджак, брюки и сапоги. Переоделся и поручик. Очевидно, костюм, в который он влез, прежде принадлежал рабочему. Поручик имел в нем вид степенного мастерового. Но Шабельский в своем пиджаке, под которым угадывалась его офицерски подтянутая фигура, выглядел нелепо. Он и сам чувствовал это, нервничал, то и дело поглядывал на Данилку и наконец спросил:
— Ну, что скажете, подпоручик, так пойдет?
Данилка заставил капитана повертеться перед ним.
— Достаньте где-нибудь дегтя, смажьте сапоги. Затем руки. Разве у рабочих такие руки?
Капитан озабоченно осмотрел свои белые руки. Выскочив из избы, он пропадал где-то около часа и вернулся с густо намазанными дегтем сапогами. Руки были старательно измазаны в машинном масле.
— Я и сам собирался это сделать. Но, Пожалуй, чем раньше, тем лучше, — недовольно проговорил он.
Ранним утром следующего дня капитан подошел к Данилке:
— Вот что, подпоручик, вы понимаете, что, покуда мы вместе, я вынужден принять на себя руководство всей группой, как старший по званию. Вы не возражаете? Нет? Очень хорошо. Попрошу никуда не отлучаться, ни с кем не разговаривать. Это необходимые меры предосторожности.
Капитан был сух, даже враждебен. Очевидно, он испытывал потребность одернуть несколько зарвавшегося наставника. Данилка понял это и в душе усмехнулся. Шабельскому он ответил так же сдержанно и сухо;
— Лучшее, что мы можем сделать в смысле предосторожности, — это скорее покинуть деревню, и по возможности — незаметно.
Через час разведчики выехали на подводе, которую нанял Шабельский, и к вечеру были уже у линии фронта.
В деревне, где они остановились переночевать, Шабельский исчез, но вскоре вернулся с бутылкой самогону и торжественно водрузил ее на стол.
За окном было темно, где-то рядом лаял и бешено метался на цепи пес, за стеной плакал маленький ребенок, и мать, сама чуть не плача, успокаивала его.
Шабельский подошел к окну, выглянул в ночную тьму, вернувшись к столу, выпил самогону и проговорил с тоской в голосе:
— Боже мой, какая дыра!
Капитан был явно не в духе. В тон ему Данилка ругнул штабников, предпочитающих отсиживаться в теплых местечках.