Едва втиснувшись в обшарпанный автобус без дверей и оконных стекол — урожденный троллейбус с грубо отломанными рожками, — я еду домой.
Домой? Где твой дом, амига? И есть ли он у тебя вообще?
Репарто советико — поселок работающих на Кубе контрактников; тут, как говаривал наш национальный герой Кощей Бессмертный, русским духом пахнет. Вот уж точно — русским, хотя вокруг пальмы и деревья гуайява, а обитателей здешних пятиэтажек не растрогаешь воспоминаниями о березке, разве что о валютной (тут она носит название Cubalse). Я вяжу совспецам кружевные воротнички, свитера из мексиканского акрила, пинетки для младенцев (рожают много). Рассчитываются обычно продуктами, и я ощущаю крепкий «русский дух», когда откормленные, доброкачественные советские женщины презрительно пихают пачку рафинада или банку тушенки тощей, как подросток (сорок кэгэ весила!), совкубинке.
Сегодня меня ждет скорбный труд: дама из консульских попросила помочь ей написать статью в один московский журнал. Тема опуса — посещение замка Дель Морро. Прочитав текст в черновике, я попыталась прорастить в нем семена личных впечатлений, но творческая воля автора столь же безапелляционна, сколь и губительна для материала. Выражения, несущие хоть крупицу образности, беспощадно выпалываются: «Куба — ослепительно красивый остров», а вначале было — «ослепительный». «Но зеркала ведь на берегу не поставлены!» — пожимает плечами моя работодательница. Пропало сочное «чрево лета», возникла серенькая «середина лета»...
Дружим мы только с узбечкой Динорой; перманентное принижение, в котором живут национальные кадры здесь, как и у себя на родине, делает наше с нею положение схожим. Смуглый Айбек — Динора отдала его в кубинскую школу, хотя в поселке есть русская («Ребенок должен использовать шанс выучить язык!») — приветствует нас с Рейнальдо по-испански и возвращается к телевизору: кубинское ТВ крутит российские мультики — «со снегом». Нарезанный тоненькими ломтиками сыр, джем из гуайявы и черный чай (на Кубе можно купить только зеленый) — настоящий банкет! За столом уже сидят Ридельто с Рикой и незнакомая мне красивая женщина лет сорока с седой прядью в короне пышных каштановых волос.
— Ирина, — протягивает она мне узкую ладонь. Блеск серебряного обручального кольца с пятью сапфирами — совкубинка! Пробую лакомства и невольно любуюсь новой знакомой: вот где настоящая careluna — луноликая, как называют нас местные. Брови Ирины изгибаются, точно лук Аполлона, — так написали бы о ней мои любимые поэты-романтики. Как гордится, наверное, муж этими высокими бровями, чудесными аквамариновыми глазами!