Затем он отвёл господина градоправителя в сторону и рассказал ему всё, что произошло, от начала до конца. Господин Эхтеладж пристально разглядывал из-под пенсне находившихся в комнате, а потому слушал рассказ Манучехра крайне невнимательно и лишь ради приличия время от времени покачивал головой. Наконец он сказал:
— Что же теперь вы хотите от меня?
— Я вас прошу пожурить вашего брата. С друзьями нужно обращаться лучше, чем это делает он.
— Во-первых, в нашей семье не принято, чтобы братья делали друг другу замечания. Каждый волен поступать так, как он считает нужным. Во-вторых, не в традициях нашей семьи дружить с кем-либо, ибо дружба — спутник нужды, а мы, слава богу, ни в ком и ни в чём не нуждаемся. В-третьих, нашим друзьям не следует обижаться на нас, так как дружба с нами — дело почётное и ради этого люди должны идти на жертвы.
— Вы правы, конечно, ваш покорный слуга принимает эту американскую философию на все сто процентов. Ещё в дни моей молодости мы держали в магазине одного приказчика, который тоже проповедовал её, но несчастный скончался в юные годы. Я сейчас запамятовал, как он это называл, но если немного подумаю, то вспомню… А, припоминаю… он, кажется, называл это прагматизмом. Да… точно… прагматизмом.
— Браво, господин Доулатдуст! Постепенно и вы набираетесь культуры!
— Горбан, что делать! Ситуация изменилась, и мне не хотелось бы, чтобы на этот раз мадам поехала в Америку без меня.
— Очень жаль, что мадам немного в летах, а не то я бы поехал с вами.
— Простите, но я хотел бы закончить разговор…
— При условии, если вы продлите на три месяца срок того векселя, о котором я с вами говорил позавчера по телефону…
— Хорошо, я согласен.
— А теперь, пожалуйста, продолжайте, я к вашим услугам,
— К сожалению, это произошло без вас. Сейчас ваш братец был крайне нелюбезен со мной. Вы же знаете, какие убытки я постоянно терплю от ваших векселей. Поэтому я считал себя вправе обратиться к нему с очень маленькой просьбой, а он наговорил мне кучу всяких неприятностей и, поссорившись, ушёл. Разве вы когда-нибудь видели, чтобы гость отказал в просьбе хозяину дома и покинул его дом?
— Милый, дорогой мой господин Доулатдуст, вы же коммерсант и должны всё понимать. Это вина не моего несчастного брата. Разве вы забыли, что в то время, когда мы, трое братьев, были ещё детьми, в Гиляне загубили нашего отца? Мы убежали из Гиляна в Тегеран. Кто тогда в этой суматохе позаботился о нас? Никто. Со всех сторон на нас посыпались тумаки и проклятия. Да упокоит господь душу американки миссис Кларк, которая с миссионерской целью приехала в Тегеран. Она была акушеркой и имела лечебницу в начале улицы Ала-од-Доуле. Миссис Кларк усыновила моего брата, воспитала его, обучила и вывела в люди. А теперь, сами посудите, может ли. ребёнок, который вырос в доме, где удовлетворялись все его капризы, ребёнок, который рос под надзором американской акушерки миссис Кларк, может ли он быть способен на какие-нибудь сделки? Во-первых, он недостаточно хорошо понимает персидский язык; во-вторых, он привык верить только тому, что ему скажут наши друзья. Кроме того, вы же знаете, что он воспитанник шахиншахского банка и работает там многие годы. Если в шахиншахском банке учитываются векселя, то это не коммерческие, а политические векселя, да и вообще-то говоря в экономиченском мире не существует неполитических векселей. Очевидно, он в эти дни почувствовал, что ваши позиции или ослабли, или имеют тенденцию к ослаблению, и, если теперь он вступит в какую-либо сделку с вами, он будет нести большую ответственность как по законам шариата, так и по гражданским законам. Так что, я очень прошу вас, в течение ближайших двух-трёх дней сделайте вид, будто ничего не произошло; пусть выяснится вопрос о составе кабинета, положение с выборами, и тогда будет видно, насколько тверда почва под вашими ногами. Если только всё кончится хорошо, я лично гарантирую вам, что ваши кредиты будут увеличены вшестеро, тогда давайте сколько вам угодно бронзовых