Изнеженные, живущие в холе и достатке гости Иранского правительства поняли, что вновь проявилась щедрость государства и что на этот раз их компанию пополнил старик восьмидесяти с лишним лет.
Старик не закрыл за собой дверь камеры. Запах коридора ещё раз напомнил забывчивому обонянию сидевших в камере о тех благах, которые имеются в этом вечном раю. Донёсшийся до них аромат был полным букетом всякого рода запахов, существующих на свете: запаха угля, табачного дыма, запаха трубок кальяна, опиума, гашиша, запаха нефти, водки, вина, лука, чеснока, грязной одежды, запаха гнили, сырости, уборной и даже запаха горелой кожи, шерсти и войлока. Чтобы распознать все эти запахи, надо было бы изобрести специальный аппарат и создать специальную лабораторию.
Этот аромат существует как бы для того, чтобы каждый вновь прибывший в это хранилище несчастий, неудач, тоски, глубоких вздохов, жалоб и напрасных надежд знал, что любезное правительство собрало здесь капитал, состоящий из нищеты, беспомощности, болезней, унижений, презрения, бедствий, напастей и небытия, сделало его обеспечением своей милости, любви, сострадания и правосудия и хранит его для будущих поколений и дня страшного суда.
Многие из пророков говорили о преисподней, аде и огненной пытке. Разве они имели в виду не эти самые правительственные гостиницы? Возможно, что пророки видели такие темницы и то, с чем им пришлось познакомиться, они описали в своих книгах и обещали это грешных людям на том свете.
Старик пополз в угол. У него не было даже подстилки, которую другие принесли с собой, чтобы постелить на пол и, улёгшись на ней, отдать богу душу. Его рваная, расползающаяся по всем швам одежда еле прикрывала тело, большие пальцы ног торчали из носков его гиве. Он снял свои гиве, положил их на сырой пол и сел на них, словно на пуховую перину.
Высокий, стройный Рамазан, надзиратель этой камеры, которая была рассчитана на десять человек и в которой теперь, включая старика, помещалось тридцать четыре человека, приглашённых сюда пользоваться всеми её удобствами и благами, вошёл в камеру. Он бросил гневный взгляд на Плешивого Аббаса и прошёл прямо к старику, сидевшему у стены, штукатурка которой могла соперничать с грязными кирпичами порога камеры. В руках Рамазан держал бумажку, где фиолетовыми чернилами, почерком семилетнего ребёнка, с ошибками было написано: «Имя заключённого — Мохаммед Голи Йезди; срок заключения — 11 лет, 2 месяца и 10 дней; совершённое преступление — недобросовестное отношение к сданному ему на хранение имуществу».