— А что, разве американцы — это плохо?
— Неужели ты забыл, какие безобразия творили они у нас в прошлом и позапрошлом годах? Как они привязывались ко всем красивым молоденьким девушкам и женщинам, забирали их с собой, совращали, а потом эти девушки бесследно исчезали.
— Ну хорошо, брат, а что тебе до этого? Они ведь нам не матери и не сёстры.
— Это правильно, но всё-таки нельзя допускать, чтобы женщину-мусульманку так позорно совращали с праведного пути.
— Да, но говорят, что у американцев очень много денег и они щедрее, чем англичане.
— Ну и что же из этого? Если бы они хотели растранжирить свои деньги, зачем им было приезжать сюда? Знай, они явились к нам потому, что зарятся на наши несчастные гроши. Э, брось ты забивать себе голову всякими пустяками. Вставай, пойдём немного прогуляемся…
Аббас вернулся домой поздно ночью. Несмотря на свою беспечность, несмотря на то, что он старался развеять тяжёлые мысли и тревогу Иззата-Оллы, сам он никак не мог заснуть. Ему трудно было разобраться в этих сложных, запутанных делах. Он был неграмотен, но всегда, когда школьники собирались вокруг его мороженицы и болтали о всяких делах, он невольно прислушивался к их разговорам. А случалось и так, что в хорошую погоду, когда кто-нибудь из клиентов доктора Тейэби в полдень или после обеда задерживался у него дольше обычного, его шофёру становилось скучно и он подходил к лавчонке Аббаса, садился и брал порцию мороженого. Обычно, если шофёр попадал сюда в первый или во второй раз, он молчал, но после трёх-четырёх посещений у него мало-помалу развязывался язык и он выбалтывал Аббасу кое-какие тайны.
От своих посетителей Аббас неоднократно слышал, что у политики нет ни отца, ни матери и что она никого не признаёт. Сначала Аббас даже думал, что политика — незаконнорождённый ребёнок или подкидыш. Затем он помял, что политика — это и есть та самая ложь, которую сочиняют сидящие там, на самом верху, люди и рассказывают друг другу.
В эту ночь в ушах Аббаса, словно похоронный звон, звучала фраза, которую он на протяжении своей жизни слышал много раз: «Политика не признаёт никого — ни отца, ни матери».
Аббас лежал в темноте и думал. Сердце его замирало, холодный пот покрывал всё тело, по спине пробегали мурашки, словно её обдувало холодным ветром, голова горела, Потом у него начали стыть руки и ноги, а в висках стучало, словно молотом.
В эту ночь Аббаса мучила бессонница. Мысли его порхали, словно воробышки в начале лета. Без всякой видимой причины ему вспоминались события, которые не имели никакого отношения ни к сегодняшнему, ни к завтрашнему дню и которые давно уже стёрлись в его памяти. Он почему-то вспомнил жену брата своего шурина, которая служила экономкой в доме одного из министров. Эта женщина вырастила четырёх, не то пятерых детей этого министра, поставила их на ноги, женила сыновей и выдала замуж дочерей. Она была посвящена во все дела и все тайны дома. Ей доверяли деньги. Если хозяин дома тайком сходился с какой-нибудь служанкой или приводил новую наложницу, она об этом знала. Она была посредницей в делах его сыновей и дочерей, она получала и передавала интимные письма хозяйки дома. Короче, она была хранилищем тайн всех членов семьи — от мала до велика. Все клялись её головой, и всё, чем они обладали, находилось в её руках.