— Там Япония, — заметил я, — прямо перед нами.
— Гэмфри ван Вейден, — сказала Мод, — вы смелый человек!
— Нет, — ответил я, — это вы смелая женщина.
Мы повернули головы, повинуясь инстинктивному желанию в последний раз взглянуть на «Призрак». Его невысокий корпус поднимался и нырял среди волн, паруса темной массой выделялись среди ночи, подвязанный штурвал скрипел при поворотах руля. Потом очертания шхуны и долетавшие с нее звуки отодвинулись вдаль, и мы остались одни среди темного моря.
Забрезжило утро, серое и холодное. Лодка качалась под свежим бризом, и компас показывал, что мы держим курс прямо на Японию. Пальцы у меня озябли, несмотря на рукавицы, и мне больно было держать рулевое весло. Ноги ломило от холода, и я не мог дождаться восхода солнца.
Передо мной на дне лодки лежала Мод. Ей было тепло, так как она была укутана в теплые одеяла. Верхним я прикрыл ей лицо, чтобы защитить его от ночного воздуха. Я видел лишь смутные ее очертания и выбившуюся прядь светло-каштановых волос, сверкавших каплями росы.
Я долго смотрел на эту прядь, как смотрит человек на то, что ему дороже всего на свете. Мой взгляд был так пристален, что она зашевелилась под одеялами и, откинув верхнюю складку, улыбнулась мне глазами, тяжелыми от сна.
— Доброго утра, мистер ван Вейден, — сказала она. — Что, еще не видно земли?
— Нет, — ответил я, — но мы приближаемся к ней со скоростью шести миль в час.
— Ммм… — разочарованно протянула она.
— Но это составляет сто сорок четыре мили в сутки, — добавил я в утешение.
Лицо ее просветлело.
— А сколько нам нужно проплыть?
— Вон там Сибирь, — указал я на запад, — но в шестистах милях отсюда к юго-западу лежит Япония. Если этот ветер удержится, мы будем там через пять дней.
— А если будет буря? Наша лодка не выдержит ее?
Она умела смотреть собеседнику прямо в глаза и требовать правды.
— Если буря будет очень сильна, — ответил я.
— Что же тогда?
Я наклонил голову.
— Но нас каждую минуту может подобрать какая-нибудь промысловая шхуна. Их много в этой части океана, — помолчав, заметил я.
— Но вы ведь совсем продрогли! — вскричала она. — Не отрицайте, я вижу! А я-то лежала и все время грелась под одеялами!
— Не вижу, чем бы это помогло делу, если бы и вы сидели и зябли, — засмеялся я.
— И все-таки поможет! Дайте мне только научиться править!
Она села и занялась своим несложным туалетом. Она распустила волосы, и они коричневым облаком закрыли ей лицо и плечи. Милые каштановые волосы! Я хотел целовать их, пропускать их между пальцами, зарыться в них лицом. Очарованный, я смотрел на них, пока не налетел порыв ветра и захлопавший парус не напомнил мне о моих обязанностях. Идеалист и романтик, каким я был, несмотря на свой аналитический ум, я до сих пор плохо понимал физические проявления любви. Я всегда считал любовь между мужчиной и женщиной чем-то возвышенным, какими-то духовными узами, соединяющими и взаимно притягивающими души. Плотские узы играли небольшую роль в моем представлении о любви. Но теперь полученный мною сладостный урок показал мою ошибку. Я понял, что душа может выражаться через тело. Я понял, что нежность и запах волос любимой говорят нам то же, что и свет, сияющий в ее глазах, или слова, слетающие с ее губ. Итак, я смотрел на светло-каштановые волосы Мод и любил их, и узнал о любви больше, чем мне могли рассказать все певцы и поэты своими песнями и сонетами.