Неожиданно она повернулась и поймала изучающий взгляд Питта.
— Вы собирались смотреть восход солнца, — произнесла она со смущенной, улыбкой.
— Я видел восходы и раньше, но в этот раз я впервые лицом к лицу встретился с живой прекрасной Греческой Афродитой. — Питт заметил, как ее темно-карие глаза вспыхнули от удовольствия в ответ на его комплимент.
— Спасибо за комплимент, но Афродита была греческой богиней любви и красоты, а я только наполовину гречанка.
— И какова же другая половина?
— Мой отец был немцем.
— В этом случае я должен благодарить богов; вы так похожи на свою материнскую половину.
Она бросила на него чуть раздраженный взгляд:
— Хорошо, что мой дядя не слышит этого.
— Типичный немец?
— Да, конечно. В действительности он является причиной моего присутствия на Тасосе.
— Тогда он не может быть совсем плохим, — сказал Питт, восхищаясь ее глазами: — Вы живете с ним?
— Нет, на самом деле я родилась здесь, но выросла в Англии. Я закончила там школу и, когда мне исполнилось восемнадцать, влюбилась в решительного продавца легковых автомобилей, вышла за него замуж.
— Извините, я не знал, что продавцы автомобилей могут быть решительными.
Она проигнорировала его замечание с оттенком сарказма и продолжала.
— Он любил участвовать в автомобильных гонках в свободное время, и ему сопутствовала удача. Он побеждал в испытательных гонках, в соревнованиях по пересеченной местности, других состязаниях спортивных автомобилей. — Она пожала плечами и начала пальцем выводить круги на песке. Ее голос звучал чуточку с хрипотцой.
— Однажды его участие в авторалли в один из выходных дней закончилось трагедией; шел дождь, его машину занесло на повороте, и она ударилась о дерево. Он умер прежде, чем я смогла добраться туда.
Питт помолчал минуту, глядя с сочувствием на ее печальное лицо.
— Когда это было? — просто спросил он.
— Прошло уже почти восемь с половиной лет, — шепотом ответила она.
Питт пришел в изумление. Затем в нем начало подниматься раздражение. Что за глупость, подумал он. Какая непростительная глупость для такой красивой женщины горевать над погибшим мужчиной почти девять лет. Чем больше он об этом размышлял, тем сильнее становилось раздражение. Он видел слезы, стоявшие в ее глазах, когда она погрузилась в воспоминания, и это зрелище вызвало в нем отвращение. Он резко повернулся и дал ей весомую пощечину.
Ее глаза расширились от обиды и удивления, все ее тело содрогнулось от резкого толчка, словно она получила пулю.
— Почему вы ударили меня? — задыхаясь, срываясь на крик, спросила она.