Дойдя до этой точки в своих рассуждениях, мозг Альбертика отключился, зашкаленный непосильной работой.
— Альберт Григорьевич, — ласково позвал его водитель, Семен Никандрович. Тоже, кстати, перешедший по наследству от отца и помнивший Альберта еще пухлым, розовощеким карапузом. — Приехали, просыпайтесь.
Альбертик недовольно зачмокал надутыми, пухлыми губами.
— Просыпайтесь, маленький, — уговаривал Семен Никандрович. — Приехали уже. Сейчас в постельку ляжете, к Ариаднушке. Все уляжется. Все будет хорошо у нашего Альбертика Григорьевича. — Приговаривая таким образом, водитель извлек увесистое туловище хозяина из салона автомобиля. Альбертик окончательно проснулся, и тяжкие события этой ночи опять навалились на его покатые плечи.
— Дядя Сема, ну что же это? — капризно бубнил Альбертик. — Ну что они ко мне привязались, менты эти? Что я им сделал? — недоумевал толстый, сонный, лысоватый мальчик.
Семен Никандрович довел томного хозяина до квартиры, взял из его рук ключи, отворил множество замков.
— До свидания, — пробурчал Альбертик, закрывая двери. — Приедете в девять, как обычно.
Альбертик прошел на кухню. «Надо выпить, — подумал он, открывая дверцу бара. — Потом Аришку разбужу и оттрахаю на всю катушку. Чтобы снять напряжение».
В дверь позвонили. Альбертик глянул на настенные часы. Половина четвертого утра. Кто это может быть? Ну конечно, Альгерис! Он приехал, чтобы его успокоить! Чтобы дать Альбертику вводную, как вести себя дальше. Альбертик живо бросился к входной двери.
— Кто? — спросил он, уже зная ответ.
— Алекс, открой, это я.
Альбертик торопливо завозился с замками.
— Я тебя так жду, — приговаривал Альбертик, — я не знаю, что мне делать…
Двери квартиры распахнулись, раздался легкий, почти бесшумный щелчок. Рыхлое тело Альберта Григорьевича распласталось по прихожей. Мужчина постоял над распростертым телом, глядя на залитое кровью лицо и раскачиваясь на крепких ногах. Потом притворил дверь и, бесшумно ступая, начал спускаться с лестницы.
Женя лежала на полу. Руки ее были связаны за спиной кухонным полотенцем. Рот был раскрыт и тоже перевязан тряпкой. Напротив Жени сидел привязанный к стулу Сивый. С таким же раскрытым и перевязанным ртом. Митяй ходил между ними, заложив руки за спину, и походил на строгого учителя, воспитывающего учеников.
— Ну что, милые? — жутко улыбаясь, говорил Митяй. — Думали, шизик я, так со мной все можно? Ошиблись… Я, прежде чем шизиком стать, в Афгане повоевал. И с парой таких деятелей, как вы, справляюсь одной левой.
— Митяй, — жалобно заскулил Андрюха, из которого начисто вылетел весь кайф. — Они ведь говорили, что сюда едет кто-то, с Доктором… Давай линять.