33 лучших дыхательных упражнения из всех методик и практик (Блаво) - страница 39

— Вы, коллеги, конечно, знаете, что в поэтическом наследии Василия Дмитриевича Лебелянского довольно много стихотворений, оказывающих специфическое воздействие на человека и даже на мир. Лебелянский создавал эти стихотворения, чтобы сделать свою весьма трудную жизнь хотя бы чуточку легче. Поэт с самой юности страдал целым букетом фобий, в числе которых была и очень своеобразная — боязнь дальних дорог. Стихотворение, которое я сейчас прочту вам, как раз и написано на тот случай, чтобы всякий его прочитавший или прослушавший легче перенес путешествие.

И Мессинг прочел:

«Нелегко разрываться на старые искры в причудах чужого минувшего.
Проще видеть за этим закатом какие-то новые в памяти странности.
Упиваться волнением, стирая в сознании надежду на самое лучшее.
Сохранять тишину в этой все повидавшей умеренной данности
Всех времен. Пораженье укрылось за склоном холма. Одинокие
Предлагались решенья, которым давалось довольное прошлое.
Оставались шаги по стеклу в неприличности очень уж легкие.
Сохранялось на сферах тяжелых лишь только серьезно хорошее.
Продолжение жалело себя. И за этими серыми мутными сферами
Что-то радостно пело по нотам. Полночными сонными искрами
Кто-то мир укрощал. И давалось здесь каждому истина верою.
И рождались слова. И на свечи здесь ладаном вяло так брызгали,
Понимая, что много кажется в вечности сладостно прожитым.
Тишина воцарилась над миром. Чужими в эпоху стремленьями
Растворяется то, для чего по дорогам никем никогда здесь нехоженым
В эту ночь уползают следы тишины. И направленным в прошлое веяньем
Растворяется мир в пустоте. По законам великой и славной прозрачности
День минувший собой остается до этого мира от трудного года уставшего.
Сферы века окажутся слишком уж в свете традиции выжженной мрачными.
Перейдут в тишину повседневности вечность сурово кому-то отдавшие».

И действительно, как только Мессинг продекламировал это стихотворение, я заметил, что на душе, на сердце стало как-то сразу легче, спокойнее. С годами я научился ценить спокойствие, хотя прекрасно помню, как в молодости не соглашался с Пушкиным, утверждавшим, что главное в жизни — это покой и воля. Точнее сказать, про волю, про свободу я соглашался, а вот про покой никак согласиться не мог. Однако это было в молодости, теперь же я стал понимать гения русской поэзии, для которого именно спокойствие было на первом месте. Думаю, что похожее ощущение от стихов Лебелянского испытали и мои товарищи — мы подхватили рюкзаки и бодро зашагали вверх по горной тропе, наслаждаясь полуденным теплом и пением южных птиц.