Мы пошли назад, пересекая вчерашние, сегодняшние и завтрашние следы и отпечатки ног бабуинов. Надо думать, носорог подался в противоположную сторону от бульдозера, вниз к пересохшему руслу. Рассыпавшись по склону, мы направились к руслу, ища приметы. Осмотрели длинный, неровный, сухой, поросший кустарником берег. Спустились в русло. Никаких следов.
Томпсон остановился, отыскав клочок тени. Посвистал на манер цесарки, и мы все побрели к нему. Бен стоял на береговом уступе и глядел на нас сверху воспаленными глазами.
— А все твое ибаббалаза, проклятое похмелье, из-за этого мы след потеряли, — сказал Томпсон.
Мы все обливались потом.
Бен молчал. Томпсон едва сдерживался. Ему здорово осточертело это бесплодное хождение.
— Твое счастье, что ты работаешь не с нкоси Норманом. Уж он-то задал бы тебе взбучку. У меня слишком доброе сердце.
Бен молчал.
— Что, кисло тебе?
Бен чуть заметно дернул одним плечом, стоя на береговом уступе.
— Тебе известно, сколько денег мы потратили впустую сегодня? Денег из тощей государственной казны?
Бен молчал. Бену было в высшей степени наплевать на тощую государственную казну.
— Сколько выброшено денег, которые собраны с бедных налогоплательщиков вроде меня? — не унимался Томпсон.
Бену было в высшей степени наплевать на налогоплательщиков тоже. Он стоял с безучастным видом.
— Уже три часа, — корил Томпсон Бена. — Мы отшагали тридцать километров. До сумерек осталось всего два часа. А мы даже след потеряли.
— Я найду его, — донесся сверху бесстрастный голос Бена.
— Ступай. — Томпсон сверлил его взглядом. — Ступай и найди. Возвращайся к вчерашней, сегодняшней и завтрашней лежке, где мы потеряли след. И не приходи, пока не найдешь. И пусть ибаббалаза хорошенько помучит тебя.
Бен безучастно повернулся, чтобы идти. Ньямби присоединился к нему.
— Бен! — позвал Томпсон.
Бен остановился и повернул голову.
— Может быть, передохнешь?
Бен чуть заметно мотнул головой. Отвернулся и зашагал вверх по склону в буш — черный, тощий, невозмутимый человек в защитной одежде и мятой шляпе. Бесстрастно попыхивая трубкой.
Мы расселись на песке. Невыспавшиеся рабочие растянулись рядом с нами. В воздухе пахло перегаром и потом, рабочим было кисло.
— Роджер-Роджер! — позвал Томпсон. — Радио.
Носильщик открыл глаза и тяжело поднялся. Радиостанция висела у него за плечами в брезентовом чехле. Держась тени, он добрел до Томпсона и с облегчением опустился на землю спиной к нему, чтобы Томпсон мог заняться своим делом.
— Антенна, — сказал Томпсон.
Рабочий с антенной уже стоял рядом, сумрачный от похмелья. Томпсон подключил антенну к радиостанции на спине Роджера-Роджера. Вытер шляпой потное лицо, включил питание, взял микрофон.