Они взобрались на верх ограды по жердям и стали наблюдать. Зверь по-прежнему лежал, постанывая.
Томпсон присел у его ног, нетерпеливо ожидая, когда все освободят загон. Затем тихо потянул веревку. Узел развязался. Зверь не двигался. Если вскочит теперь, не сразу выпутается из веревок. Готовый в любую минуту отпрянуть в сторону, Томпсон осторожно, очень осторожно снимал петли с передних ног. Мы смотрели не отрываясь.
Снял, внимательно следя за носорогом. Зверь издал громкий стон, но не двинулся. Томпсон перешел к задним ногам, легонько потянул за петлю, и носорог задергался. Он застонал и выпучил налитые кровью глаза, мотнул головой, забился, словно рыба на берегу, и взбрыкнул ногами, и Томпсон, вздымая пыль, отпрянул назад, и зверь сделал выпад в его сторону. Молниеносно привстал на передних ногах, разбрызгивая кровь из сердито торчащих меченых ушей, и Томпсон ринулся к ограде, и всего два шага отделяли его от окровавленного носорога, а тот могучим рывком развернулся, фыркнул, вставая на задние ноги, яростным броском сократил расстояние до одного шага, но тут ноги его подкосились, и он рухнул на землю. Ударился о землю окровавленной скулой, потом плечом, и Томпсон уже схватился за жерди ограды, а зверь опять поднялся на ноги и сделал новый яростный выпад грозным рогом, сверкая злобными глазами, страстно желая убить, но непослушные задние ноги опять подкосились, и он шлепнулся на бок в облаке пыли, и Томпсон мигом влез на самый верх ограды. Африканцы радостно кричали и смеялись. Зверь сделал новую попытку встать, но с громким стоном рухнул на другой бок, взбрыкнул ногами и замер с остекленевшими глазами, только могучие бока его ходили в свете фонаря.
Облепив зубчатый верх загона, мы смотрели на распластанного на земле, окровавленного, перепачканного, одурманенного зверя. В ушах зияли раны, из двух широких треугольников на землю в свете фонаря сочилась алая кровь. Через минуту опять очнется… Носорог протяжно стонал.
— Эй! — крикнул Томпсон. — Подъем!
Раненые уши дернулись.
— Эгей, огой! — Томпсон старался, чтобы его голос дошел до одурманенного мозга зверя. — Проснись!
Снова дернулись окровавленные уши.
— Огой, эген!
Никакой реакции.
— А ну-ка, все вместе, — скомандовал Томпсон.
Мы заорали, что было мочи, не скупясь на ругань и слова команды, кричали по-английски и на местных наречиях, но зверь не двигался. Он опять крепко спал.
— Тащите ведро воды.
Стоя на верхней перекладине, Томпсон опрокинул ведро, вода с плеском упала на голову и плечи зверя, и брызги разметали пыль. Секунда напряженной тишины… затем последовала реакция. Могучий мокрый зверь нетвердо встал на ноги. Посмотрел кругом мутными глазами — кого бы затоптать, потом замер, роняя на землю капли воды и крови.