— Что за ключ?
— От ячейки сейфа в банке. В середине восьмидесятых ему «доверили» документ. Поскольку он был уверен, что я прекрасно осведомлен, на вопросы не отвечал, принимая их за дурную актерскую игру. О чем на самом деле шла речь, я узнал позже, от других. От Посланника.
— Ты? — переспросил я. — Ты его видел?
— А что, не заметно? — Я молчал. — Он есть. Я в это не верил. Точнее, я не верил в него как человека — скорее, как функцию. Но он сидел здесь — на твоем месте. Единственный, кто сидел на этом диване с очевидным комфортом.
Я почувствовал себя неловко, стало неприятно, как будто этот человек оставил часть себя, как будто диван-Молох поглотил нечто, принадлежащее ему, и теперь это нечто лежит в его недрах, излучая жуткую энергию своего законного владельца.
— Он ужасен, — сказал Конни. — В той квартире, в Юртхаген, я боялся, но это было похоже на фильм ужасов. Я мог уйти в любой момент. А когда он сидел здесь и смотрел на меня, мне стало по-настоящему, действительно страшно. Я понял, что теперь мне никуда не скрыться. У него голубые глаза и запах леса…
По причинам, до сих пор для меня неясным, я не стал говорить, что видел эти глаза и знаю аромат старого одеколона. Я промолчал по наитию. Едва переступив порог этого офиса, я оказался в потоке информации — однозначных и противоречивых фактов. Посланник был и однозначным, и противоречивым. С тех пор, как судьба свела меня с ним, прошло много времени и, как уже было сказано, я пытался сделать все, чтобы забыть или, по крайней мере, не думать об этом. Он больше не появлялся в моей жизни, ибо я полностью выполнил его пожелания, оставив некоторые сведения при себе, скрыв самое страшное от публики. Видимо, я проявил себя достойным этого знания. Меня оставили в покое, предоставив возможность жить без волнений, насколько это было возможно. В этом заключалась его миссия — вмешиваться в судьбы тех, кто сам был готов вмешаться в чужую судьбу, самым чувствительным образом затрагивая вопросы государственной безопасности.
— Вечером заглушил пол-литра вискаря, чтобы успокоиться. Уснул перед телевизором и проснулся в поту от страха. В голове все шло ходуном. Я не знал, что делать…
Он жил в двушке в Васастан, а жена — в трешке, в нескольких кварталах оттуда. Только ей он мог позвонить среди ночи.
— Других друзей у меня нет… Все развелись, ей достались жены, мне мужья. Чертовы зануды…
Поэтому он отправился к Аните, и когда она, открыв дверь, увидела, в каком он состоянии — прическа говорила сама за себя, — без лишних слов впустила его внутрь.