- Дионис! Вы о чем-то задумались? Я вас зову, зову.
- А? Я вас слушаю, ваш бродь, - подскочил парень на ноги. Похоже, он не только задумался, а даже и вздремнул малость.
- Дионис, вы никогда не желали поступить на учение в офицерское училище?
- Я?
- Да, вы, - кивнул офицер. - А что вы удивляетесь? Разве вам неизвестно, что по особому указу Императрицы в офицерский корпус могут принимать особо одаренных людей простого сословия?
- Извините, господин поручик, но я никогда не мечтал о карьере военного. Да и то, что мне довелось прочитать много разных книг, откуда и есть некоторые мои познания, вовсе не делает меня одаренным.
Подпоручик ничего не ответил, снова о чем-то задумавшись.
- Господин поручик, можно вас спросить? - попаданец решил воспользоваться неожиданным расположением к нему молодого офицера и попытаться выяснить хоть что-то о мире, в который попал.
- Вообще-то, вы должны сказать - "разрешите обратиться", - назидательно произнес тот, но, вздохнув, махнул рукой. - Ну, да ладно уже, спрашивайте.
- Господин поручик, а вы в столице бывали? - задал Денис наводящий вопрос.
- Конечно же, бывал! Имение отца в окрестностях столицы. Мы с родителями на каждый праздник в Москву наезжали. И по выходным часто. Я бы и поступить учиться мог в столице. Но мы с товарищем решили, что поедем подалее от родительской опеки.
Вот и выяснился еще один факт, который не прояснил обстановку, а только более запутал. Судя по мундирам и более продвинутому оружию, на дворе стоял примерно восемнадцатый-девятнадцатый век. Однако тогда столицей должен быть Петербург.
- А в Петербурге вы бывали, господин подпоручик?
- Где? - удивился тот, - Я даже и не слыхивал о таком граде. Да и не бывал я в Европах. Как же я мог там побывать, когда мы с ними в конфликте уже столько лет?
Смысл последнего заявления подпоручика не успел дойти до сознания Дениса. С противоположной стороны балки послышался шум, громкие голоса, перестук множества копыт о сухую землю. На вершину склона со стороны сгоревшего хутора один за другим начали выезжать всадники в турецких мундирах и красных фесках на головах.
Всадники все выезжали и выезжали, останавливая лошадей вдоль склона. Впереди всех остановились трое. Судя по увешанным различными блестящими прибамбасами мундирам, это были офицеры. Попаданец не разбирался в лошадях, но сразу обратил внимание на особую стать скакунов, которые были под этой троицей. Сбруя и попоны на них также отличались от остальных богатством расцветок и обилием висячек в виде бахромы и кисточек. На центральном, сером в белое яблоко скакуне сидел высокомерного вида всадник с непокрытой головой, на которой из всей растительности присутствовали лишь тоненькая полоска усиков да густые черные брови. По обе руки от него на вороных жеребцах восседали, по-видимому, младшие офицеры, чьи головы были покрыты черными фесками, с которых свисали смешные белые колпачки. Один что-то говорил, указывая рукой на место, где еще утром находился лагерь их засланных соотечественников. В голосе чувствовалось явное недоумение. Бурые пятна на сухой траве, остывшее кострище и взрыхленный картечью участок северного склона наверняка вызвали какие-то сомнения.