Она отрицательно покачала головой, остановила мою руку и отвела ее от себя.
– Ты не подумай, что я струсила. Я не знаю, кто ты и какие дела за тобой, но все равно пошла бы с тобой куда угодно. Просто мне… как бы тебе сказать…
– Тебе надо думать о личной жизни, – помог я Анне.
– Да, – кивнула она и опустила глаза. – И еще вот что… Эта девушка, которую ты ищешь… В общем, если ты ее любишь, то я ей завидую, я бы отдала все на свете, чтобы оказаться на ее месте.
Я кивнул. Анна положила мне руки на плечи и поцеловала. Я еще ощущал на своих губах вкус помады, а она уже бежала к Гоше, к хмурому туповатому колорадскому жуку, который наверняка никогда в жизни не поймет, что могло связывать нас с Анной.
– Если идти на юг от Алькочи, по берегу Типуани, то дней через десять можно дойти до каньона Августино, – рассказывал Хуан. – Когда-то давно мы с друзьями первыми нашли его. Попробовали добыть золота и в первый же день без труда намыли по сорок граммов на брата. Сейчас туда постоянно летают американские вертолеты. Августино разбил там несколько плантаций, всюду понаставил охрану – настоящая крепость в самом сердце сельвы. Я думаю, он и сейчас там.
Мы жили в нескольких километрах от Оруру у приятеля Хуана. Это был ветхий дом, слепленный из глины и соломы, окруженный небольшой плантацией, запущенной и поросшей густыми зарослями, где впору было охотиться. На оставшиеся деньги я купил недорогой пятнадцатизарядный карабин-полуавтомат, рюкзак, палатку, еды и, не выходя за пределы плантации, попытался приобщиться к дикой жизни в сельве. Я учился охотиться среди плотных зарослей, часами выслеживая добычу, и угробил на это немало патронов. Хуан, наблюдая за мной, скептически ухмылялся и говорил, что с такими успехами нам грозит голод. Стрелял я неплохо, но для того, чтобы увидеть дичь и выстрелить в нее, надо было близко и бесшумно подойти к ней, а в этом-то и заключалась вся сложность.
Он согласился отвести меня к золотоносному каньону только потому, что сам имел огромный зуб на Августино, и, увидев во мне надежного единомышленника, объявил ему непримиримую войну.
– Сельва должна принадлежать всем боливийцам, которые живут вокруг нее, – запальчиво объяснял он. – Бог дал нам ее, чтобы мы черпали оттуда богатства. Почему один хитрый лис может позволить себе оградить ее колючей проволокой и расставить охранников?
Через три дня после того, как мы поселились на плантации, я мысленно распрощался с самолетом, который увозил из Ла-Паса туристскую группу, и пустым креслом, в котором я должен был сидеть. Странно, но я не испытывал ни беспокойства, ни тревоги по поводу того, что пути домой были отрезаны, что остался в чужой стране с просроченной визой, без денег и билета на обратный путь. Я четко видел перед собой цель и шел к ней напролом, не думая о посторонних вещах, которыми теперь уже стали моя прошлая, нынешняя и моя будущая жизнь. Меня не волновал даже Трофимов со своей навязчивой слежкой, потому как я внутренне давно был готов к тому, что мной обязательно займутся компетентные органы – моя прогулка по Афганистану со всеми предшествующими и последующими событиями не могла остаться безнаказанной. Хуан не лез в душу, не пытался выяснить, зачем мне нужен Августино, хотя я как-то намекнул, что интересуюсь его дочерью.