— Понятно. Так, подпиши вот тут и вот тут, это твои объяснения. Пиши, что с моих слов записано верно. Число, дата, подпись.
Комитетчик забирает подписанные бумаги и, выходя из помещения, оборачивается:
— Ну что, Валов. Насмотрелся на президента? Жди теперь.
— Чего?
— Не чего, а кого. Твой Бердников сказал, что за тобой лично приедет.
ОТБИВКА
Полковник стоит перед столом, как бы нависает над сидящим по ту сторону Валовым.
— Та-а-ак. Это наш чеченский герой. Я говорил, что не дам праздник испортить? Ты что, меня плохо слышал, может быть? Или тебе больше всех надо было? Я дал четкий приказ — НЕ ВЫСОВЫВАТЬСЯ! Вот какого черта ты полез? Че, герой? Медаль нацепил — так уже все позволено? Уволю! Без пенсии!
— За что, товарищ полковник?
— Да за все хорошее! Я тебе говорил — здесь не горы! Дали позицию — сиди, а винтовку свою засунь себе…
Валов смотрит на него. Тот продолжает на него орать, это уже неразборчиво.
Хроника: Чечня, съемки самые жесткие.
Валов молча достает служебное удостоверение. Кадры боевых действий идут как бы вспышками.
— А идите вы нахер (ЗАПИКАТЬ), товарищ полковник. Рапорт об увольнении получите позже.
План — темнота. Из нее проступает снайперская винтовка.
Мысли, озвученные голосом Валова:
— К оружию привыкаешь быстро. К тому, что оно в твоих руках несет смерть другим и спасает тебя. Но потом что-то происходит. И это уже просто инструмент. Как молоток, часы на руке, или карандаш, или безопасная бритва. И когда возвращаешься с войны, ты не меняешься. И твое оружие остается прежним. И то, как ты к нему относишься. И как-то легко забываешь, что вокруг — уже совсем другой… мир. Просто — мир.
Камера наезжает до тех пор, пока в кадре не остаются только участок приклада с засечками.
Конец.