В эту минуту истина предстала перед Бетизаком во всей своей наготе: она обрела облик смерти.
— О герцог, герцог, — вскричал он, — я погиб! Помогите, помогите!..
Толпа ответила возгласами проклятия: она проклинала герцога Беррийского вместе с его казначеем.
Так как преступник ни за что не хотел идти дальше, четверо стражников подняли его и понесли на руках; он отбивался, кричал, что он вовсе не еретик, что он верит в воплотившегося Христа и в святую Мадонну, божился, что говорит правду, просил у народа пощады, но каждый раз мольбы его встречались взрывами хохота. Он призывал на помощь герцога Беррийского, но каждый раз крики «Смерть! Смерть!» были ответом на его мольбы.
В конце концов стражники притащили Бетизака к костру. И здесь он увидел старика: тот стоял, опершись на одно из бревен, загораживавших вход к костру.
— Негодяй! — воскликнул Бетизак. — Это ты привел меня сюда!.. Люди добрые! Я ни в чем не виноват, этот человек околдовал меня. Спасите, люди добрые, пощадите!..
Старик рассмеялся.
— Память, видать, у тебя хорошая! — крикнул он Бетизаку. — Ты не забываешь друзей, которые советуют тебе добро. Вот тебе мой последний совет: подумай о своей душе!
— Да-да… — промолвил Бетизак, надеясь выиграть время, — да-да… священника… священника!..
— А на что он нужен, священник-то? — спросил старик. — У этого изверга нет души, а тело его уже погибло!
— Смерть ему! Смерть ему! — ревела толпа.
К Бетизаку подошел палач.
— Бетизак, — обратился он к нему, — вы осуждены на смертную казнь, ваши дурные поступки привели вас к печальному концу.
Бетизак не двигался, глаза его бессмысленно смотрели вокруг, волосы встали дыбом. Палач схватил его за руку, и он пошел покорно, совсем как ребенок. Взойдя на эшафот, палач приподнял преступника, а подручные, раскрыв ошейник, надели его Бетизаку на шею: он повис, хотя удушья еще не наступило. В эту самую минуту старик схватил уже приготовленный горящий факел и поджег костер; палач со своими помощниками соскочил с помоста. Пламя, готовое поглотить несчастного, возвратило ему энергию. И тогда он, без единого крика, уже не прося больше пощады, схватился обеими руками за цепь, на которой висел, и, цепляясь за ее кольца, стал карабкаться по ней все выше и выше, пока не добрался до перекладины. Обхватив ее руками и ногами, он таким образом, насколько это было возможно, удалился от пламени. Пока еще костер только разгорался, пламя его не достигало, но вскоре оно охватило весь костер и, как живое, одушевленное существо, как змея, подняло голову к Бетизаку, меча в него дым и искры, и наконец принялось лизать его своим огненным языком. От этой смертоносной ласки несчастный закричал: одежда на нем запылала.