Жанна и врач вбежали в комнату, бросились к кровати: Одетты на ней не было, они огляделись вокруг — в углу сидел Карл и прижимал к себе тело девушки, закутанное в простыни. Глаза Одетты были закрыты, глаза Карла широко открыты и устремлены в одну точку; Одетта была мертва, Карл — безумен.
Короля отвели в Сен-Поль; он ничего не помнил, ничего не чувствовал и, как ребенок, позволял делать с собой все, что угодно. По дворцу тотчас же распространился слух о несчастье, постигшем короля, — все приписывали его ночным ужасам. Королева узнала о случившемся, возвращаясь с улицы Барбетт, где она занималась меблировкой небольшого домика. Она быстро вошла в комнату короля, тот сидел, уставившись в одну точку, но едва его взгляд упал на лилии, украшавшие платье королевы, как в нем вновь поднялась давняя ненависть к этой эмблеме королевской власти. Испустив крик, подобный рычанию льва, он схватился за шпагу, которую неосторожно оставили у его кресла, вытащил ее из ножен и бросился к жене, намереваясь нанести ей удар. Королева, которой страх придал мужества, схватилась голыми руками за чашечку рукоятки — здесь она не могла порезаться, но Карл с силой потянул шпагу к себе, и лезвие скользнуло между рук Изабеллы. Брызнула кровь, королева, громко крича, кинулась к дверям и, столкнувшись у порога с герцогом Орлеанским, протянула к нему свои пораненные руки.
— Что это? — вскричал герцог, бледнея. — Кто нанес вам эти раны?
— А то, что его величество более безумен и дик, чем когда-либо! — воскликнула Изабелла. — Он хотел убить меня, как недавно хотел убить вас. О Карл, Карл, — продолжала она, повернувшись к королю и простирая к нему свои окровавленные руки, — эта кровь падет на твою голову: проклятие тебе, проклятие!
К этому времени крестоносцы перешли Дунай и вступили в Турцию; они победоносно прошли по стране, города и укрепленные замки сдавались без боя, и не нашлось никого, кто оказал бы сопротивление мощной армии врага. Они подошли к Никополю и осадили его; одна за другой следовали жестокие атаки — город не знал передышки. Баязета и духу нигде не было, и король Венгрии уже слал послание сеньорам Франции — графам Невэрскому, д’Э, де Ла Марш, де Суассон, сеньору де Куси, баронам и рыцарям Бургундии.
«Высокочтимые сеньоры! — говорилось в них. — Благодарение богу, удача сопутствовала нам и на этот раз, ибо мы славно повоевали, мы обратили в прах могущество Турции, последним оплотом которой был этот город: я не сомневаюсь, что мы одолеем и его. По моему разумению, нам не следует продвигаться дальше в этом году; если на то будет ваша воля, мы свернем наши действия и удалимся в принадлежащее мне королевство Венгрию, которое располагает бессчетным количеством крепостей, укрепленных городов и замков и которое готово принять вас. Этой зимой мы употребили наши усилия для подготовки грядущего лета; мы отпишем королю Франции, в каком состоянии наши дела, и будущей весной он пошлет нам свежие силы. Возможно, узнав, как далеко мы продвинулись в наших делах, он и сам пожелает принять в них участие, ибо, как вам известно, он молод, силен духом и любит ратный труд. Но будет он с нами или нет будущим летом, — да ниспошлет нам бог свое благословение, — мы выгоним неверных из Армении; перейдем пролив Св. Георгия