Та его часть, что еще помнила Сигмона ла Тойя, ужаснулась. Тан вдруг понял, что это кровавое пиршество устроил не он. В этой кровавой драке он почти и не принимал участия. И когда когти Терата снова царапнули по голове, выдирая клок волос, он опомнился. Алый туман, стоявший перед глазами, исчез. Осталась только кровь на лице, теплая, алая, зовущая к бою. Но тан пришел в себя, усмирил зверя и очнулся. Ярость ушла, и вернулось ледяное спокойствие схватки. Сигмон словно взглянул на себя со стороны и вновь ужаснулся — своему безумию. Он вел себя, как дикий зверь, а не как человек. С этим пора было кончать.
Сжав кулак, он ударил упыря точно в лоб, не обращая внимания, что и вторая щека превратилась в кровавые лохмотья. Терат отшатнулся, и тан ударил еще раз. Под кулаком хрустнуло, серая кожа расползлась, обнажая осколки черепа. Вампир шарахнулся в сторону, вскинул когтистые лапы, закрываясь от удара, но потом снова ринулся вперед, уже ничего не видя и не чувствуя…
Тан увернулся от вытянутых лап и пнул вампира в колено. Нога хрустнула, выгнулась в обратную сторону, и Терат повалился лицом в пол. Припомнив Пеллара, тан пнул шевелящееся тело и перевернул упыря на спину. Потом поднял ногу и опустил ее на голову вампира, словно давил ядовитого гада. Голова Терата лопнула, как раздавленная ягода, и серые ошметки веером брызг легли на сверкающий паркет. Обезглавленный вампир забил ногами, заворочался, пытаясь встать. Тан ударил еще раз, размазывая по полу остатки головы, и вампир, наконец, затих.
В полной тишине Сигмон отошел в сторону, вытер ногу о скомканный плащ Терата и устало опустился на одну из каменных ступеней. И только тогда зал взорвался криком. Вампиры что-то кричали-и доброе и худое, но тан их не слушал. Он сидел и молча смотрел в пол, чувствуя, как кровь из ран сочится по новой шкуре. Он посмотрел на разорванную руку — рана оказалась неглубокой, но мясо разошлось в стороны, напоминая разделанную Дичь. Правой рукой тан свел рваные края, отпустил… Рана закрылась. Кровь не шла, осталась только на коже, густая и вязкая, словно кисель. Сигмон вскинул руку, прижал к щеке, тронул пальцами рваные края и понял: порез тоже затягивается. Его раны заживали сами по себе. Он догадывался, что так и будет, но не знал, хватит ли сил, чтобы выжить после драки с вампиром.
Голова кружилась, клонилась на грудь. Тан потерял много крови, той самой драгоценной крови, которой так жаждал отведать упырь. Вампиру все-таки удалось добраться до еды, вот только ею он и подавился, точно так, как предсказывал Сигмон.