«Но она меня никогда не любила и сейчас не любит, о чем тут говорить?»
«Откуда ты знаешь?»
«Она сама мне сказала это во сне».
«Во сне? Тоже мне вещественное доказательство!»
Далее последовала часть пластинки, слишком хорошо знакомая Джорджу, — разбор сна, всех его «за» и «против». Но разве дальнейшее поведение Дейдри этот сон не подтверждало, разве намеки — какие там намеки, откровения миссис Басвелл не били в набат? Не будь миссис Басвелл, он давно бы сдался, потому что, стоило ему простить Дейдри (а в душе он уже простил ее девяносто девять раз), ему сразу становилось легче и физически, и психологически, все в его жизни вставало на свои места, и иногда он даже хватал трубку и начинал набирать номер ее телефона. «Дорогая, я совсем поправился! Приезжай прямо сейчас!» Он совершал это сумасбродство, когда миссис Басвелл не было, но ее невидимое присутствие заставляло его отказываться от своего намерения. И каждый раз он с сожалением клал трубку на рычаг.
Миссис Басвелл натолкнула его вот на какую мысль: любовь физическая становится куда нежнее и даже краше, если есть взаимность. Наверное, она хорошо разбирается в физической любви — работящая женщина, у которой было два мужа. И при этом настаивала на взаимности: без нее любовь не бывает полноценной. «Но послушайте, миссис Басвелл (спорил он с ее тенью), бескорыстная, безответная любовь — разве это не есть самое благородное из всех чувств? Любовь, какую нам предписывает религия, — любовь, которая как раз и не ждет взаимности?» Но эти доводы ее не убеждали. «Сам Господь, — говорила она (в этих воображаемых беседах), — не ждал бы от нас любви, не возлюби Он нас прежде».
В субботу телефон не звонил; прошло утро, а звонка не было. К обеду, когда люди обычно бывают дома, Джордж набрал номер Дейдри.
— Слушаю.
— Алло, дорогая, сейчас я больше похож на себя?
На другом конце линии последовала пауза, какая-то заминка.
— Да, правда, сейчас больше.
— Ну, подъедешь меня навестить? Я больше незаразный. Если захочешь, можешь меня даже поцеловать.
— Конечно, хочу, но…
— Что?
— Я после обеда занята.
— Приезжай ближе к вечеру.
— Хорошо, если смогу.
Дейдри явилась, когда он уже перестал ее ждать.
— Дорогой, я так рада, что тебе лучше, но мне было бы еще радостнее, не будь ты со мной так жесток.
— Так жесток? — повторил Джордж, завершив обряд поцелуя, легкого гигиеничного прикосновения. Но ему тут же стало совестно: он и вправду был к ней жесток, по крайней мере, стремился к этому.
— Ты говорил, что не можешь видеть меня, потому что очень болен, а по-моему, ты просто симулировал.