Роб Джей знал, что и хинин, и ртуть — бесполезны.
— Тифозная лихорадка — это не малярия, — с трудом проговорил он.
Хотя у Тобиаса Барра и не было такой обширной хирургической практики, как у Роба Джея, они оба отлично знали, что такое сильное кровотечение означает то, что весь кишечник был изрешечен брюшным тифом, и состояние язв будет только ухудшаться, лучше не станет. Кровотечение вскоре усилится.
— Я оставлю тебе немного доверова порошка, — пообещал доктор Барр. Доверов порошок представлял собой смесь рвотного корня и опиума. Роб Джей покачал головой, и доктор Барр понял, что тот хочет оставаться в сознании до последнего — в своей комнате, в родном доме.
Тобиасу Барру было гораздо спокойнее, когда пациент ничего не знал, и он просто оставлял больному пузырек с лекарствами, указания по применению и надежду. Он потрепал Роба Джея по плечу, и его рука задержалась на миг.
— Я вернусь завтра, — пообещал он, успокаивая своего пациента; он множество раз проходил через такое. Но глаза его были полны сожаления.
— Мы можем еще как-то ему помочь? — спросила Сару Мириам Фероция. Сара ответила, что она баптистка, но все же женщины преклонили колени в коридоре и помолились вместе. Тем вечером Сара поблагодарила монахинь и отослала их в монастырь.
Роб Джей отдыхал, пока около полуночи у него не началось кровотечение. Он запретил жене звать священника, но она еще раз спросила его, не хочет ли он исповедаться преподобному Блэкмеру.
— Нет, я уйду так же, как Ордуэй, — четко ответил он.
— Кто такой Ордуэй? — спросила она, но Роб Джей был слишком слаб, чтобы ответить.
Она сидела у его кровати. Вскоре он взял ее за руку, и так они оба ненадолго уснули. Около двух часов ночи она проснулась и сразу ощутила пугающий холод его руки.
Некоторое время она оставалась на месте, но потом заставила себя встать. Она включила свет, обмыла его тело в последний раз, смывая следы недавнего кровотечения, унесшего его жизнь. Она побрила ему лицо, сделала все необходимые в таком случае процедуры, которым он сам научил ее, и одела его в лучший костюм. Сейчас он был ему велик, но это было не важно.
Как и пристало знающей жене врача, она собрала все окровавленное белье и завязала его в простыню, чтобы сжечь. Затем она нагрела воды и приготовила ванну, где долго терла себя коричневым мылом и плакала. К рассвету она уже надела лучшее платье и села на стул у кухонной двери. Услышав, как Олден стучится в дом, она вышла к нему и сообщила, что ее мужа больше нет, а также попросила его отправить телеграмму их сыну, чтобы тот возвращался домой.