— Он внутри, — прошептал он.
Теперь он чувствовал, что звук усилился, как ноты, исполняемые крещендо.
— Он поднимается. Я погашу свет.
Он увидел, как Алекс кивнул в знак согласия. Для них обстановка в спальне была знакомой, в то время как чужак окажется здесь впервые — темнота станет их преимуществом. Но Шаман сообразил, что в темноте не сможет читать по губам Алекса. Он взял брата за руку и положил ее себе на колено.
— Когда услышишь, как он открывает дверь, сожми мое колено, — сказал он, и Алекс кивнул.
Один ботинок Алекса стоял на полу у кровати. Шаман переложил оружие в правую руку, наклонился и взял ботинок в левую руку, после чего погасил лампу.
Казалось, время замедлило ход. Им оставалось лишь ждать, замерев в темноте.
И вот просвет под дверью спальни исчез — чужак дошел до лампы, которая висела в коридоре на стене, и задул ее, чтобы она не выдавала его.
Оказавшись в таком знакомом ему мире, в котором царила вечная тишина, Шаман почувствовал движение воздуха из окна, когда начала открываться дверь.
И рука Алекса сжала его колено.
Шаман бросил ботинок через всю комнату, к дальней стене.
Он увидел две желтые вспышки, одну за другой, и попытался навести тяжелый кольт в ту сторону, откуда стреляли. Когда он спустил курок, револьвер больно дернулся в его руке, и ему пришлось ухватиться за оружие обеими руками. Он нажимал на курок снова и снова, чувствуя, как кольт содрогается при каждом выстреле, обдавая Шамана запахом пороха.
Когда патроны в револьвере закончились, он почувствовал себя настолько голым и уязвимым, как никогда прежде. Он просто стоял и ждал ответного огня.
— Как ты, Старший? — спросил он, чувствуя себя круглым дураком — ведь он все равно не сможет услышать ответа. Шаман нащупал на столике спички и дрожащей рукой зажег лампу.
— Как ты? — снова спросил он Алекса, но тот лишь показал пальцем в сторону человека, лежащего на полу. Плохой вышел из Шамана стрелок. Если бы не эффект неожиданности, злоумышленник с легкостью застрелил бы их обоих. Шаман подошел к нему очень осторожно, будто бы перед ним лежит подстреленный медведь, который вполне может оказаться еще живым. Свидетельством его исступленной меткой стрельбы служили дыры в стене и обломки двери. Выстрелы незваного гостя хоть и не попали по ботинку, но раздробили верхний ящик кленового комода с зеркалом. Мужчина лежал на боку, как будто спал, — это был тот самый толстый солдат с черной бородой. На его мертвом лице было написано удивление. Одна из пуль угодила ему в левую ногу, в то же самое место, в котором Шаман сделал надрез на ноге Алекса перед тем, как ампутировать ее. Другая пуля попала в грудь, в самое сердце. Когда Шаман нащупал сонную артерию, кожа на его горле была еще теплой, но пульса не было.