Легкий шорох за спиной не мог быть шагами, и Георгий оборачиваться не стал. Он продолжал лежать, когда над ним склонилась серебристо-серая морда. Из черной пасти вываливался розовый язык, одно ухо было прижато, другое стояло торчком. Морда не казалась злой, скорее задумчивой. Георгий почти не сомневался, что успеет вскочить и выхватить кинжал, только драка не была нужна ни человеку, ни дневавшему на пригорке волку. Неплохо знавший песью породу севастиец не шевельнулся, позволяя себя обнюхать, но серый гость, вопреки обыкновению, не спешил пускать в дело нос. Не собирался он и нападать, как, впрочем, и уходить.
— Что тебе нужно? — очень спокойно спросил Георгий. — Уходи. Я не хочу твоей крови.
Волк не ответил. Он был изящным, словно серебряная элимская статуэтка, и небольшим.
— Ты волчица, — понял севастиец. — Тогда где твой волк и твои волчата?
— У нее нет волка.
Он все-таки пропустил шаги. Наверное, задремал, а вернее всего, спит сейчас и видит вышедшего из золотого летнего сияния старика. Высокого, тучного, с требовательным тяжелым взглядом из-под напоминающих волчьи хвосты бровей. Того самого, что шел в Лавру и не дошел.
Полуденный гость стоял спокойно, не шевелясь. Из оружия у него был только посох, хотя посохом можно сделать очень многое, особенно таким. Георгий встал и поклонился. В роскских землях младшие кланяются старшим. В роскских землях еще можно дышать. Даже в Залесске.
— Посмотри под ноги, — велел старик. Георгий посмотрел. Среди примятой вянущей травы зеленел одинокий круглый лист. Незнакомый, но в растениях брат василевса никогда не разбирался.
— Сорви и приложи к глазу.
Пожав плечами, севастиец повиновался. Он не был удивлен. Более того, он ждал этой встречи с зимы, хоть и не отдавал себе в том отчета. Сочно хрустнул толстый стебель, запахло медом. Несмотря на жару, лист казался прохладным и влажным. Боль пошла на убыль, но смотреть одним глазом было непривычно. Волчица тявкнула и улеглась у ног хозяина, не сводя с Георгия вдруг показавшимся печальным взгляда.
— Каково тебе в наших краях, чуж-чуженин? — полюбопытствовал незнакомец, наваливаясь на посох. — Останешься али домой вернешься?
— Не умру — подумаю, — отмахнулся севастиец. Бровастый гость довольно хмыкнул. Точь-в-точь Василько Мстивоевич, уразумевший, что навязанный ему в стратеги высокородный обалдуй не в свое дело не лезет, с коня не валится, из одного котла с росками хлебать не брезгует.
— Боишься умереть? — серые от седины брови сошлись на широкой переносице.
— Просто не хочу.
— Тогда чего боишься?